Перевязку себе подполковник Завалило решил делать в последнюю очередь и остался на посту, пока бойцы помогали друг другу. Раны обеззараживали хлоргексидином, который имелся у каждого в индивидуальной аптечке в небьющейся пластиковой спрей-упаковке. Потом занимались перевязкой. Повязки, как обычно бывает в полевых условиях при легких ранениях, накладывали прямо поверх одежды, с тем чтобы потом, уже в стационарных условиях, сменить их. Прилепившуюся к крови одежду можно будет потом отодрать от кожи с помощью перекиси водорода. Это не проблема, главное — вовремя остановить кровотечение.
Когда подполковника сменили на посту, он умылся в ручье, хлоргексидином тоже не побрезговал, и взялся за перевязку. Его рана вообще была, по сути, пустяковая, даже слегка смешная. Пуля по касательной прошла по лбу и срезала кожу с правого верхнего угла лба до левой брови. Была слегка повреждена кость левой надбровной дуги, но и это не смертельно — подумаешь, пролысина со шрамом на брови останется, из-за этого на инвалидность не отправят. После обработки хлоргексидином Виктор Викторович обмотал себе голову, считая, что сам лучше чувствует, как повязка ложится, и потому после самостоятельной перевязки был уверен, что в самый неподходящий момент она не упадет на глаза и не лишит его зрения.
После перевязки маленькая группа подполковника Завалило была уже готова вступить в бой и даже рвалась это сделать. Впрочем, сам подполковник понимал, что ждать его бандиты не будут, а бегом бегать за пятью автомобилями — дело практически бесперспективное. Кроме того, Виктор Викторович умел надевать узду на свои чувства и желания. Надел он ее и в этот раз, решив сначала сделать то, что должен был бы сделать любой командир, то есть отправился с группой к месту недавнего побоища отряда, чтобы поискать раненых, которым еще можно оказать помощь.
Поиск раненых начался с моста. Рядом с бронетранспортером было найдено тело оператора-наводчика башенного орудия. Но, только взглянув на разваленную длинной автоматной очередью грудь оператора, подполковник Завалило позволил себе предположить, что и в овраге им встретится то же самое. Бандиты не оставляют раненых умирать собственной смертью. Оператор-наводчик, видимо, был серьезно ранен, но все же сумел открыть боковой выход и покинуть горящую бронемашину. А механик-водитель вообще покинуть свое место не сумел. Люк вырвало взрывом, и он получил точно такую же очередь в грудь, как и оператор-наводчик. Разница была только в том, что механик-водитель уже не почувствовал своего расстрела, а оператор-наводчик был очередью добит. Добит жестоко и безжалостно. С ненужной, с неоправданной жестокостью. «Фирменный знак», как назвал это недавно подполковник спецназа ГРУ. Желание хоть так выделиться, если ничего другого за душой нет.
Осмотрели и грузовик, вернее, то, что от него осталось. А остался от него только горячий остов. Но тела водителя на месте не было. Хотелось надеяться, что хотя бы он сумел спастись.
Не надеясь найти кого-то в живых, подполковник Завалило первым начал спуск по бетонному откосу моста в овраг и, тут же услышав чей-то голос и зная способность бандитов ко многим уловкам, дал резкую команду:
— Ложись!
Раненые залегли, ощетинившись автоматными стволами. И только тогда Завалило увидел бегущего по мосту солдата — водителя грузовика. Солдат бежал, махая автоматом, словно готов был призывную очередь в воздух дать.
Подполковник встал, за ним поднялись и остальные, правда, с кряхтеньем и руганью. И кряхтенье, и ругань были вызваны физической болью, но она быстро прошла, подавленная радостью от появления солдата.
— Никифоров! — вспомнил подполковник фамилию водителя. — Ко мне, бегом!
Водитель побежал по мосту, миновал останки своей сгоревшей машины, останки бронетранспортера, и стал спускаться по откосу моста. Все это время Виктор Викторович с опасливой настороженностью ждал выстрела или даже нескольких выстрелов, нескольких автоматных очередей. Он понимал, что ожидание выстрела — это не его персональная настороженность, а воспитанное кинофильмами восприятие действительности, искаженное, не похожее на жизнь, но выдаваемое за жизнь. Это искаженное восприятие многих даже погубило. Люди насмотрелись дурацких фильмов, где герои встают в полный рост и стреляют от пояса, укладывая толпы врагов. Враги тоже стреляют, но почему-то не попадают. По большому счету, каждый на войне склонен считать, что погибнет кто-то рядом, но только не он, и часто ведет себя, как киношный герой. И сейчас, по законам кинодраматургии, должен бы раздаться выстрел, и рядовой Никифоров должен руки широко раскинуть и упасть, сворачиваясь винтом. Но все обошлось.