Ураган. Последние юнкера

Стояли ясные, морозные дни, поля покрылись снегом, теперь сани заменили колесные подводы. К селу подступали красные, но марковцы как-то слабо атаковали их, — стали сказываться потери, батальон «терял сердце», — и вскоре атака перешла в оборону. Батарея красных вела огонь по нашему взводу газовыми снарядами. Облачка розоватого дыма, однако, быстро таяли в морозном воздухе и не причиняли нам вреда. Наш взвод не мог остановить своим огнем быстро наступающую широким фронтом пехоту красных, а командир батальона, полковник Агабеков, бывший все время на батарее, старался нас успокоить: «Ничего... подождите... вот сейчас Одиннадцатая рота пойдет в контратаку»... Но вместо этого за цепями противника появилась конница, начавшая рысью обтекать фронт, с явной целью атаковать нас с фланга и с тыла. Пехота наша стала отходить от села. Красные конные лавы, по времени, уже должны были выйти нам во фланг, хотя за перелесками и оврагами их еще не было видно. Начали мы отход только тогда, когда красные всадники выскочили к орудиям. Пехота отходила назад в панике, захватывая даже санитарные и патронные сани. Между советской конницей и батареей скоро не осталось ни одного пехотинца. Мы спаслись тем, что применили старую тактику Первого кубанского похода: первое орудие отходило галопом, затем останавливалось, снимаясь с передка, в это время Второе орудие било по коннице гранатами и шрапнелью. Когда Первое открывало огонь, то Второе быстро отходило назад... К счастью, советская конница выдохлась, пройдя в обход несколько ки-

лометров рысью и галопом по глубокому снегу, — и к моменту решительного удара и атаки на батарею кони перешли на шаг. Тем временем капитан Михно, ускакав в тыл, начал хлестать нагайкой отошедших пехотинцев, ссаживать их с подвод и строить. Старших пехотных офицеров уже не было видно — они ускакали назад. Капитану Михно удалось построить несколько десятков пехотинцев в шеренгу и начать залповый огонь по коннице. Мы тотчас же снялись с передков и начали бить по коннице в упор гранатами мгновенного действия, вздымавшими ежесекундно снежно-белые смешанные с черноземом фонтаны. Всадники окончательно утратили пыл конной атаки и скоро осадили назад, а мы спокойно отступили на исходный пункт.

На другой же день советская конница атаковала занятое нами село. Два наших орудия не смогли ее удержать, и Третий Марковский батальон, не выдержав атаки, отошел, потеряв два пулемета. Мы отступали...

На рассвете третьего дня конница атаковала нас оружейным огнем с другого берега речки, обтекавшей с севера хутор, где мы ночевали. Спросонья произошла паника и даже бегство, но, выскочив за хутор, мы снялись с передков и быстро отогнали советскую конницу. В этом небольшом бою произошла трагикомическая сцена: наш старший офицер — поручик Андрей Соломон — недооценил обстановку, вскочил в повозку батарейного повара и, укрываясь от пуль за поварской спиной, погнал повозку в тыл. Пуля все же пробила повару щеку и царапнула голову Андрея. Андрей пришел тогда в такую панику, что проскакал с повозкой километров двадцать на юг и сообщил там штабу, что наш отряд «уничтожен».

Наше отступление принимало все более определенный характер. Все чаще доходили до нас слухи о неудачах нашей конницы, генералов Шкуро и Мамонтова, под Воронежем и Касторной. Потом пришла весть об оставлении корниловцами Курска (18 ноября), затем о гибели нашего бронепоезда «Слава Офицеру», между Курском и Мармыжами, о гибели двух батальонов Второго Марковского полка, брошенных на помощь коннице под Касторную.

Первый Марковский полк объединился под командой полковника Блейша, прозванного «Каменный гость» за свое спокойствие. С Первым Марковским полком мы действительно отступали «победно». Первая батарея была рядом с нами и мы часто, в тумане и в метели, отбивали советскую конницу бешеной артиллерийской стрельбой. Полковник Блейш занял город Тим ударом с севера (20 ноября), пройдя перед этим по советским тылам. С советской стороны нас никто не ожидал, мы шли, совершая пехотой «конный рейд». В Тиме захватили советскую четырехорудийную батарею и батальон пехоты. Скоро пленных стало так много, что полковник Блейш приказал их отпускать по домам. Особо явных коммунистов при этом раздевали на околицах деревень: забирали у них штаны, шинели, гимнастерки и сапоги, и они потом, полуголые, по снегу бежали назад в теплые хаты.

Но, к сожалению, победы Марковской дивизии не могли ничего изменить в общем тяжелом положении на фронте. В то время как Кутеповский корпус отступал медленно,— огрызаясь ежедневно контратаками, одерживая успехи, захватывая пленных и снаряжение, — донская конница и терско-кубанские ча-