— Я тебя очень прошу, Наташа, запри за мной дверь на замок и не выходи, кто бы тебя ни звал. Утром я сам приду вас будить, а то признаться, роль Руслана мне не по вкусу, да и вам, тебе, — поправился он, — участь Людмилы, вряд ли улыбается.
— Не беспокойся, Глеб, уж я за нею присмотрю, — улыбнулся Коля.
— Лежите уже себе лучше. Он за мной присмотрит. Скажите, пожалуйста, — показывая ему кулачек, отшучивалась Наташа.
Еще не наступило полного рассвета, когда спящий поселок был разбужен взрывами падающих снарядов. Оказалось, что большевики успели подвезти артиллерию и начали обстрел злосчастной колонии. Снаряды рвались везде. То взметали они кверху столбы черной земли, падая в огороды окружавшие поселок, то поднимали огромные фонтаны воды, попадая в небольшой пруд, а то взлетали к небу куски человеческого тела, когда, они попадали на улицу или во дворы. Все здоровые прятались от огня, кто куда мог. Но несчастные раненые, неподвижно лежали на подводах, с минуты на минуту ожидая мучительной смерти. Целый день продолжалась канонада, облегчая обоз, то от одного, то от другого раненого, а то и от целой повозки сразу. Огонь прекратился лишь тогда, когда начало смеркаться. Только тогда зашевелился и ожил „поселок. Спешно запрягались подводы, строились части и еще до наступления темноты, добровольцы двинулись, покидая колонию. С пригорков, окружавших поселок, большевики прекрасно видели движение отряда и, несмотря на сумерки, снова открыли огонь. Темнело быстро. С наступлением полной темноты Деникин - повернул свою маленькую армию почти на 180 градусов. Одураченные большевики еще долго стреляли по предполагаемому местоположению противника, но их снаряды попадали на пустую дорогу, никому не принося вреда. Быстро двигались добровольцы и перед самым рассветом достигли железнодорожной станции Медведовской, через которую лежал их путь. Соблюдая строжайшую тишину, подкрадывались роты Офицерского полка к неожидавшему нападению противнику. Уже близко. Вот из темноты вырисовались силуэты станции и, спокойно стоявших, поездов. Вдруг в шагах пятнадцати от моряков раздайся окрик: «Кто идет!»?
— Свои, — отвечал Глеб, шепотом подзывая к себе взвод.
— Да, кто свои?
— Чего пристал. Сказано свои, — еле различая в темноте группу в десять—пятнадцать всадников, снова отвечал Глеб, еще не уверенный сам, свои или чужие, эти назойливые кавалеристы.
— А что пароль? — снова раздался вопрос из темноты.
— Большевики, — сообразил Глеб, так как знал, что на эту ночь пароля не назначали.
— Взвод пли! — скомандовал он и дружный залп был его ответом.
Перепуганные неожиданной стрельбой вздыбившиеся кони мгновенно умчали красных кавалеристов и скрыли их под покровом ночи. Все же человек пять, упало с лошадей и громко стонало, лежа на земле. Этот эпизод разрушил внезапность нападения, так как залп был услышан на станции и там поднялась тревога. Добровольцы продолжали двигаться вдоль рельс, когда, со стороны станции послышался характерный звук идущего поезда и из темноты, с нарастающим шумом, появился бронепоезд. Когда он поравнялся с наступавшими, они открыли частый огонь, стараясь попадать в окна или амбразуры. Бронепоезд не остался в долгу и открыл бешеный огонь из десяти пулеметов. К счастью красные не предполагали, что неприятель так близко и наводили свои пулеметы слишком далеко. Их пули проносились над головами, не причиняя вреда. Поезд прошел, направляясь к тому месту, где шоссе пересекало полотно и где проходил обоз. Здесь ждал его генерал Марков. Стоя на полотне с револьвером и ручной гранатой в руках, он ожидал его приближения.
— Куда ты прешь на своих? Скотина! — крикнул он, когда паровоз был от него всего в шести-восьми шагах.
Озадаченный машинист остановил поезд, но в этот момент, брошенная Марковым, ручная граната, с треском разорвалась, и машинист упал мертвым. Подвезенная вскоре пушка в упор расстреливала загоревшийся бронепоезд, из которого еще продолжалась пулеметная стрельба. Но дело было сделано. Бронепоезд находил