Ураган. Последние юнкера

— Наташа. Наташа. Наташа. Наташа, — неслись хриплые стоны с кровати. — Наташа.

Чуткий сон оборвался. Недоумевающими глазами она обвела комнату.

— Наташа, — снова застонал Коля.

Очнувшись окончательно, она вскочила, подошла к кровати и села на ее край.

Положив голову к ней на колени, Коля рыдал, сотрясаясь всем телом.

Измученные нервы и воспаленный мозг не выдержали. Он как малый ребенок, жаждал ласки и сочувствия. В больной голове бродили сбивчивые мысли. Он видел себя то дома, около матери, то на мостике своего миноносца Иногда еще казалось, что он еще маленький мальчик и лежит в кроватке в детской комнате. Но куда бы его не заносило его воображение, всюду он ощущал мучительную тоску, боль в груди и чувство острой и глубокой обиды. Из глаз неудержимо катились слезы и переходили в рыдания. Наташа поцеловала его в лоб и, усевшись на краю кровати, стала гладить его волнистые волосы...

— Успокойтесь, Николай Николаевич. Что это с вами? Ну чего вы?

Ласковый голос сестры и прикосновения ее руки, видимо, успокаивали больного.

— Вы на меня не сердитесь, что я вас Наташей зову? — произнес он сквозь слезы.

— Что за глупости? Конечно нет. Хотите я вас буду звать Колей? Хотите?

Вместо ответа он прижался горячими губами к ее руке.

Дождавшись пока он заснул, Наташа юркнула на свое незатейливое ложе и моментально заснула.

Чуть забрезжил свет, она была уже на ногах. Разбудив ямщика и распорядившись запряжкой лошадей, она уже хлопотала около раненого. Забот было много. Надо было его умыть, напоить горячим молоком, смерить температуру, дать лекарство, собрать разбросанные вещи и дополнить пищевые запасы.

Подняв спавших хозяев хаты, с их помощью она перенесла раненого на подводу и выехала со двора.

Станица просыпалась. Со всех сторон слышались скрипы колес, понукания ямщиков, окрики начальников и мерное шлепание по грязи выступавшей пехоты. Погода была отвратительная. Мелкий, как сквозь сито, дождь проникал сквозь шинели и одеяла. В своих повозках раненые лежали, как в болоте. Один Коля был сух. Наташа покрыла его такой массой одеял, что ни одна капля не могла просочиться сквозь них. Привязав

свою Машку к задку телеги, она и сама забралась на нее. Выбрав местечко в ногах, она укрылась чем могла и, свернувшись калачиком, несмотря на стужу, крепко заснула. Под тяжестью своих одеял Коля лежал неподвижно. Подвода двигалась черепашьим шагом, ее мерное покачивание, монотонные звук падающего дождя и цоканье копыт лошадей нагоняли сон и на него. Прошло часа два. День уже вступил в свои права, когда продрогшая Наташа высунула голову из-под своего тряпья. Долго протирала она свои измученные глаза. Кругом все было бело. Вся степь была покрыта пушистым снежным покровом. Махровыми хлопьями падавший снег как бы сеткою заволок горизонт. Люди, повозки, кони, — все было покрыто толстым его слоем. Чтобы не замерзнуть окончательно, она выпрыгнула из телеги и, вскочив на свою Машку, загалопировала к го- ловеобоза.

Становилось все холоднее. Снег прекратился, но поднялся ветер и ударил мороз. Вернувшись к подводе, Наташа увидела целый слой льда, покрывавший верхнее одеяло Коли.

— Неужели и вы промокли? — крикнула она ему.

— Нет. Я совершенно сух, — силясь улыбнуться, отвечал Коля. — Куда мы идем? Где Глеб?

— В станицу Калужскую. Там мы должны соединиться с Екатеринодарским отрядом. А Глеб Николаевич, да и все остальные строевые части пошли брать станицу Новодмитриевскую. Там, говорят, сильный отряд красных засел.

Уже темнело, когда верхом на Машке, в толпе квартирьеров, Наташа въезжала в Калужскую. Как и преж-

л

де, ей удалось отвоевать отдельную комнату, куда без замедления и был внесен Коля. Немножко обогревшись, она вышла на улицу в поисках лавки. Было уже совсем темно, но повозки лазарета все еще двигались в ожидании пристанища. Воздух наполняли вопли замерзающих раненых. Промокшие насквозь, в этакую стужу, без движения, они громко молили о помощи. Но не так легко было оказать эту помощь. Уж слишком много было раненых. Некуда было поместить.

Между тем Глеб шагал по грязной дороге со своим полком:

— А давненько я не принимал такого хорошего душа, — осурил Бутенев, — это вам не какой-нибудь Шарко.

— Смейся, смейся. Вот посмотрим, что ты запоешь, когда после душа в холодную ванну полезешь! — рассердился Басов. — Ты не воображай, что дело дождем ограничится. Там перед станицей, я знаю, речушка есть. Сейчас она, я думаю, в реку выросла. Вот как прикажут вброд идти, посмотрим, что ты тогда скажешь. Черт знает что такое — ворчал он. — Сухой нитки нет, а дождь все валит и валит. Ба, да никак снег пошел!

В самом деле — в воздухе закружились белые мухи.

— Этого еще недоставало, — продолжал ворчать Басов. — Только мороза не хватает, чтобы мы и без боя сложили бы свои кости.

Усилившийся ветер и густо поваливший снег отбивали охоту к разговорам. Ежась в намокших шинелях, люди двигались молча. Мороз крепчал. Ветер, как бешеный, рвал полы шинелей, а снег повалил такой, что