Первые наши гранаты сразу же разорвались у блиндированных вагонов. На дистанции двух километров пушки бронепоезда могли бы нас уничтожить в течение нескольких минут, но воистину «смелость города берет»… Пушки бронепоезда начали нас громить беглым огнем, но нам повезло, — впереди нас был небольшой, едва заметный гребень, а морские скорострелки, с их большой начальной скоростью и настильностью, не могли нас поразить на близкой дистанции. Снаряды шестидюймовок или попадали в гребень впереди и рвались со страшным грохотом, или перелетали через наши головы и рвались далеко позади. Мы оказались, благодаря невероятному счастью, под самым носом броневиков в мертвом пространстве и методично всаживали гранаты в блиндированные вагоны. После удачного попадания гранатой в командную платформу противником овладела паника. Паровозы задымили, пушки смолкли, и бронепоезда, один за другим, ушли на Солнцево. Мы спасли Ржаву от полного разгрома и довольные возвратились домой в Колбасовку.
На другой день пришел приказ идти на железнодорожный переезд и занять там позицию против советских бронепоездов, так как наш бронепоезд «Слава Офицеру» почему-то не придет.
Погода была в тот день переменчивая — то солнце, то дождь, все было мокро вокруг, серо и скучно. Советский бронепоезд подошел от Солнцева и обстрелял нас из морского орудия: выстрел и разрыв — один звук. Пришлось передки, ящики и всех лошадей отвести назад. Бронепоезд отогнали. И снова выглянуло солнце.
Можно было себе представить наше удивление, когда у орудий появилась молоденькая блондинка в белой косынке, с узелочком и свертком в руках. Выяснилось, что это Лиза Байер, москвичка, бывшая невеста нашего юнкера Хартулари. Она — работница нашей армейской разведки, по секретному заданию должна пробраться в Москву, и решила переходить фронт через нашу батарею, чтобы повидать Сережу Хартулари. Прожила она у нас два дня и на рассвете, с узелочком в руке, пошла на железную дорогу на Солнцево.
Мы встретили ее через три недели, когда входили в Курск. Лиза стояла на тротуаре, протягивая букет белых цветов Первому орудию… В тот же день она рассказала нам свои приключения. Добравшись до станции Солнцево, она была остановлена командой бронепоезда «Третий Интернационал». Красные поверили ей, что она учительница и пробирается к матери в Москву. Команда красного бронепоезда ругала нашу батарею в Колбасовке, оказывается, наша граната попала в командирскую рубку «Третьего Интернационала» и уничтожила там весь штаб группы бронепоездов. «Поймаем кого-нибудь из этих сволочей, — говорили матросы с бронепоезда, — живьем шкуру спустим»… Вероятно, это было не пустым обещанием.
В Москве Лиза чуть не попала в тюрьму и еле успела бежать. В Курске она нас ожидала.
Бои под Белгородом закончились. Советская ударная группа была разбита конницей генерала Шкуро, и фронт нашей армии был выправлен. 14 сентября армия перешла по всему фронту в наступление на Курск. Первое столкновение было для нас удачным: не успела батарея занять позицию, как полковник Шперлинг, с конными разведчиками батареи и дивизиона, пошел в конную атаку на советскую батарею и на ее ротное прикрытие. Рота прикрытия сразу же сдалась, а батарея в четыре орудия была взята с фланга. Только красные ездовые успели ускакать на обрубленных уносах через овраг. Через полчаса со стороны Ржавы подошли четыре танка и выскочившие из них хорошо одетые офицеры из Екатеринодара начали приписывать захват красной батареи себе. Это было первый и последний раз, когда, при наступлении на Москву и при отступлении, мы видели наши танки. В оперативной сводке Верховного командования было сообщено, что советская четырехорудийная батарея была захвачена частями Корниловской дивизии. Когда герой этой лихой конной атаки артиллеристов, полковник Шперлинг, узнал об этой оперативной сводке, он только спокойно сказал: «Ну и черт с ними!»
Мы быстро двигались на Курск, оставленный Красной армией почти без боя. В Курске был большой парад Марковской дивизии. Батальоны увеличились притоком добровольцев, прибывающих отпускников и поправившихся раненых. Проходило много и пулеметных тачанок. Подъем был всеобщий. Все рвались вперед… на Москву.
Корниловцы уже подходили к Орлу. В Курске была сформирована Шестая Марковская батарея, командиром которой был назначен капитан Михно, а я получил Первое орудие. Полковник Шперлинг не хотел нас отпускать из Первой батареи и всю ночь сидел мрачный, подперев голову руками. Он привык к нам, юнкерам Первого кубанского похода, как к своим младшим братьям и не хотел с нами расставаться.