Ураган. Последние юнкера

Проехали Ростов-на-Дону и наконец добрались до Новочеркасска. На городском вокзале мы встретили группу сотоварищей константиновцев и, приехавших немного раньше нас, михайловцев. Пошли в гору на Барочную улицу дом № 2, где находились в то время — «Штаб армии» и общежитие для приезжающих. То, что мы узнали от товарищей, было малоутешительным: «Армия генерала Алексеева» насчитывала, считая и нас, приехавших юнкеров-артиллеристов, лишь несколько сот человек. Правда, почти каждый день в Новочеркасск приезжали с фронта офицеры и отдельные бойцы «ударных батальонов», в том числе и женского. В общежитии на Барочной улице нас приняла Бочкарева, симпатичная и миловидная девушка в форме прапорщика ударного батальона. Мы ей явились, доложив о своем приезде из Петербурга. Нас накормили борщом с мясом и хлебом и дали чаю с большим куском сахара.

Вечером, к ужину, собралось около сотни офицеров, членов «Алексеевской организации»[6], будущей Добровольческой армии. Среди них было немало боевых офицеров с фронта, с орденами и нашивками за ранения. Выделялись преображенцы — князья Хованские, измайловец — капитан Парфенов, энергичный, боевой офицер.

От них мы узнали о положении на Дону. Настроение донских казаков не в нашу пользу, они устали от войны, считают, что большевики их не тронут, и лишь атаман генерал Каледин[7] да небольшая группа боевых офицеров участвуют в антибольшевистской политике, считая борьбу с большевиками неизбежной, и сотрудничают со штабом генерала Алексеева. Генерал Каледин не имеет вооруженной силы, за исключением нескольких десятков офицеров, идущих за ним, да юнкеров Новочеркасского донского училища. Казаки-фронтовики разложены большевистской пропагандой не меньше русских запасных батальонов, стоящих в Ростове и Батайске; они говорят, что большевики им «братья», что они не хотят допустить «пролития братской крови». Донской войсковой круг играет в «парламент», либеральничает и закрывает глаза на развитие большевистской угрозы на Дону. Фракцией «иногородних» овладели большевики, требующие немедленного удаления с Дона собравшихся там «контрреволюционеров».

Член круга Богаевский[8], пламенный патриот Дона, произносит зажигательные речи, стараясь пробудить донской патриотизм, политическое самосознание, гордость. Он пытается поднять Дон на борьбу против большевизма, но это ему слабо удается.

Эгоизм и шкурные интересы решительно доминируют: «моя хата с краю».

В уютном и богатом Новочеркасске, заваленном еще всеми благами прошлого — мясом, белым хлебом, фруктами и вином, всем тем, что в Петербурге уже давно только снится, — по улицам гуляют прибывшие с фронта расхлястанные дезертиры и сплевывают на тротуары лузгу. Чести, даже своим донским генералам, никто из фронтовиков не отдает.

В городе тревожно… Какие-то люди, не только ночью, но и днем, стреляют с крыш домов из винтовок, сея панику и общее беспокойство.

В середине ноября съехались все «заговорщики» из Петербурга и наша «Константиновско-Михайловская рота» выросла до 300 человек. С Барочной улицы нас перевели в казармы на Хотунок. Мы фактически представляли собой сильную пехотную часть, вооруженную «до зубов» винтовками и ручными гранатами. Назначенный командиром этой сводной «артиллерийской роты», гвардейский капитан Парфенов придавал большое значение обучению бою ручной гранатой, но уже через несколько дней он был назначен командиром вновь сформированного «пехотного» батальона из прибывших на Барочную улицу молодых офицеров с фронта, юнкеров пехотных училищ, школ прапорщиков и даже нескольких морских кадетов и гардемаринов. Этот батальон входил в формируемый отряд полковника Хованского. Наша сводная «артиллерийская рота» была переведена из казармы на Хотунке в помещение Платовской гимназии на Ермаковский проспект, близ центра города. Новым ротным командиром был назначен артиллерийский капитан Шаколи, курсовой офицер Михайловского артиллерийского училища. Кадровый офицер, кончивший Артиллерийскую академию, слегка суховатый формалист, строгий и придирчивый, он тем не менее был любим юнкерами за ровный и добрый характер. Он был единственным из курсовых офицеров обоих артиллерийских училищ в Петербурге (а их было не менее сорока!), решившим разделить судьбу своих воспитанников и пустившимся в «авантюру», чреватую самыми опасными последствиями.

Под командой капитана Шаколи мы почувствовали себя вновь юнкерами и вошли в прежнюю обстановку дисциплины юнкерского училища. Капитан Шаколи цукал за опаздывание из отпуска, строго требовал соблюдения общего военного порядка и чистоты, что было нелегким делом из-за скученности в помещении классов гимназии. Шаколи строго запрещал пить, курить в помещении и играть в карты.

В один прекрасный вечер капитан накрыл компанию карточных игроков, не успевших спрятать карты. Карты были конфискованы.

В спальню пришли фельдфебели и скомандовали построиться. В коридоре скоро послышался звон шпор Шаколи. «Смирно! Равнение направо!»