— Как бы то ни было, вы должны признать, что британские ВВС заслуживают наивысшей оценки за свое усердие. Надеюсь, наши войска покинули этот район?
— В радиусе двух миль от Зеницкого Ущелья нет ни одного немецкого солдата.
— Превосходно, превосходно. — Циммерманн как будто начисто забыл свои прежние дурные предчувствия. — Итак, пятнадцать минут. Скоро выглянет луна, пока же пусть пехота стоит. Следующая группа войск может переправляться вместе с танками.
Рейнольдс, ориентируясь на близкие звуки выстрелов, двигался вдоль правого берега Неретвы. Внезапно он застыл как вкопанный. На его месте большинство людей поступило бы точно так же, почувствовав, как в шею упирается дуло автомата. Рейнольдс очень осторожно, чтобы обладатель автомата не занервничал и не спустил ненароком курок, повернул глаза и голову чуть вправо и с чувством глубокого облегчения понял, что не следует тревожиться, что у обладателя автомата сдадут нервы.
— Вам был дан приказ, — ровным голосом произнес Андреа. — Что вы здесь делаете?
— Я... я думал, вам может понадобится помощь. — Рейнольдс потер шею. — Но, прошу заметить, я мог и ошибаться.
— Пошли. Нам пора возвращаться на ту сторону. Андреа быстро и метко швырнул в сторону неприятеля пару гранат и спорым шагом двинулся к мостику, сопровождаемый пристроившимся сзади Рейнольдсом.
Наконец луна вышла из-за туч. Мэллори второй раз за эту ночь замер в неподвижности, стоя на нижнем краю поперечной трещины и ухватившись за стальной костыль, который загнал в скалу тридцать секунд назад и к которому успел приладить веревку. С ее помощью Миллер успешно преодолел первую половину перехода, и до Мэллори ему оставалось менее 10 футов, когда и он застыл без движения. Оба свесили головы, рассматривая верхнюю часть дамбы.
Там расположились шесть часовых —— двое на дальнем, или западном конце, двое посередине, а оставшиеся — почти прямо под Мэллори и Миллером. А сколько их могло находиться в сторожевой будке, ни Мэллори, ни Миллеру не дано было знать. Единственное, что они знали наверняка — это то, что их могли заметить в любую минуту и что положение складывалось критическое.
Гроувз, поднявшийся по железной лестнице примерно на три четверти, также замер. Со своего места он отчетливо видел Мэллори, Миллера и двух часовых. Он с внезапной ясностью понял, что на сей раз дороги к отступлению нет и что удача поворачивается к ним спиной. Кого обнаружат первым — Мэллори, Миллера, Петара или его самого? Трезво все взвесив, Гроувз пришел к выводу, что наиболее вероятный кандидат — он.
Ухватившись левой рукой на перекладину, он медленно достал «люгер» и приладил его ствол на изгибе руки.
Часовые, которые несли караул на восточном конце дамбы, вели себя неспокойно, нервничали. Как и в прошлый раз, они перегнулись через парапет, изучая местность. Сейчас они меня увидят, подумал Гроувз, непременно увидят, о Боже, они же смотрят прямо на меня. Сейчас заметят.
И они заметили, но не Гроувза. Повинуясь подсознательному инстинкту, один из часовых поднял глаза, и челюсть его отвисла. Он ошарашенно глядел на людей в резиновых костюмах, прилипших к скале, словно моллюски, и прошло несколько долгих секунд, прежде чем он пришел в себя. Пошарив вслепую рукой, он дернул напарника за рукав. Второй проследил за взглядом товарища, и его челюсть тоже комически отвалилась. Через мгновение охранники стряхнули оцепенение и вскинули оружие, один — «шмайссер», другой — пистолет, целясь в беспомощно прижавшихся к скале людей.
Гроувз установил «люгер» так, чтобы пистолет опирался на левую руку и край лестницы, тщательно прицелился и плавно нажал на курок. Часовой со «шмайссером» выронил автомат, закачался и стал переваливаться через парапет. Прошло секунды три, прежде чем пораженный, ничего не понимавший напарник протянул руку, пытаясь удержать товарища, но опоздал. Убитый как-то странно медленно запрокинулся и полетел головой вниз в бездну ущелья.
Охранник с пистолетом свесился через парапет, с ужасом следя за падением тела. Совершенно очевидно, он не мог сообразить, в чем дело, поскольку не слышал звука выстрела. Но уже через мгновение он все понял: в нескольких дюймах от его локтя брызнули кусочки бетона, и пуля рикошетом ушла в ночное небо.
От пережитого потрясения глаза часового округлились, но он не утратил быстроты реакции. Почти не надеясь на успех, он наудачу сделал два торопливых выстрела, с удовлетворением осклабился, услышав вскрик Гроувза, увидев, как тот, не снимая указательного пальца со спускового крючка, схватился за раненое плечо.
Лицо Гроувза исказилось от боли, глаза затуманились, но те, кто сделал из него сержанта командос, не случайно остановили на нем свой выбор, к тому же, это было все же только ранение. Он вновь укрепил «люгер». Что-то очень серьезное произошло с его зрением, ему показалось, будто часовой на парапете свесился далеко вниз, держа пистолет в обеих руках, чтобы выстрелить наверняка. Гроувз нажал дважды на спуск «люгера» и закрыл глаза. Боль исчезла, наступила внезапная апатия.