Ураган (сборник)

Осиротели мы. Вроде и емкое слово «осиротели», а всей тоски не передает. Как бы я ни утешал себя, с Женей не сыграюсь. Он многого не понимал и, боюсь, не поймет. В том числе и того, почему я стараюсь выбить побольше cpeдств для своего отдела. Не только потому, что отдел — мой. Всякому новому делу надо развиваться. Виктор Сергеевич это хорошо понимал, а Женя понимать не желает. Вот и приходится выходить с ним «на ринг». Другого выхода не остается. Нельзя же позволить ему рушить то, что с таким трудом возводил Академик. Хорошо, если бы полиген Л сработал в соответствии с нашими расчетами. Петр Петрович — башковитый малый, но слабохарактерный. Сам не сумеет отстоять и довести до конца свое дело. Был бы Академик — за судьбу Петра Петровича и полигена беспокоиться нечего. А за мою?

Судьба! Теперь я догадываюсь, как и откуда появилось у людей это понятие. Не только из-за беззащитности перед природой. Подмеченные мудрейшими результаты действия генетического кода, наследственная обусловленность, наверное, тоже что-то значили. А нет ли подобного кода в неживой природе? В звездных скоплениях, например? Что там заменяет генетический код? Разбегание галактик, выброс звездного вещества, закон возрастания энтропии, ритмические характеристики Вселенной? Будущее можно вычислить с чрезвычайно большой долей вероятности, может быть, на девяносто процентов, если переработать соответствующую информацию о прошлом и настоящем системы. В том числе и нашего института.

Впрочем, предсказатель из меня неважный. Одной логики тут недостаточно, ибо информации всегда значительно больше, чем мозг способен переварить, Жене легче. У него другие способы переработки. Больше участвуют эмоциональные факторы, подсознание, воображение. Оно позволяет моделировать ситуацию при неполных данных.

Все понимаю, а воспроизвести не могу. Может быть, как утверждает Вовка, слишком много играл в футбол вместо того, чтобы тренировать главную «мышцу» в голове, от которой зависит основной выигрыш в жизни?..

* * *

(«Обидно!..»)

Никогда он не признавал во мне не то чтобы ровню, а хотя бы, так сказать, человека полезного. «Относительно полезного, как всякий доставала и выбивала», — говорил он с брезгливой усмешечкой. А ведь пользовался тем, что добуду. Весь институт пользовался. И презирали. «Мы — ученые…» Знаем таких клиентов. Один-два, возможно, чего и стоят, а остальные — так, тьфу, мелочь, так сказать, придорожная. Он говорил: «коллеги и ученики мои». Да не коллеги; а калеки и ученики калек. Гордецы. Вроде бы из другого теста слеплены. На голубой крови, так сказать, замешены. «Ах, этот? Заместитель директора по хозчасти? Не настоящий заместитель. Скорее завхоз…» И он точно так же обо мне думал.

Теперь его нет. Главного, Академика, как они меж собой его называли. И стало быть, нет более на моей дорожке главного препятствия.

Гореванье. Плач на реках вавилонских. И я горюю вместе со всеми. Так сказать, за компанию.

Я же и похороны организовал честь по чести. А хоть кто меня добрым словом одарил? Скольких ленивцев Евгений Степанович перечислил в своей речи? Дескать, пока остались дела и ученики Виктора Сергеевича, он будет жить среди нас. Вранье! Нигде он не будет жить. Зарыли в мать сыру землю. Куда и всех зарывают. Одинаково. А как зароют, так и точка. Вроде бы человека, так сказать, и не было. Скольких бы там красивых слов ни говорили, как бы ни отпевали. Слова — что? Пустышки. Дырки от бубликов. Нет его более — и все тут. Как нет моего деда или отца, к примеру. Как не будет когда-то последнего копеечного замухрышки. Потому что смерть всех равняет. Она, так сказать, последняя апелляция и наивысшая справедливость.

А ученики — что правда, то правда — остались. Во множестве. К ним и не всегда подступишься. Вот хотя бы эти двое. Мы знакомы более десятка лет. А кто я для них? Тот же, кем был для него, — мальчик для услуг, доставала, выбивала. Одним словом, человек низшего сорта.

Почему все оно так устроено? Чем я хуже их? Сделаны из одного недорогого и недефицитного материала. У меня такая же квартира, столько же комнат, сколько у Евгения Степановича, и в том же районе. Одеваемся мы не беднее их. Да и где им такую обувь фирмовую, к примеру, достать? Даже библиотека у меня благодаря Кондратию Ивановичу не хуже. Научных книг, конечно, меньше, зато дефицитных — больше. Есть такие, что им и не снились. Удалось на Дюма подписаться. А дача у меня «получше, чем у других замов. И золотой запас на всякий случай имеется. Меньше, чем в форте Нокс, но для моих правнуков на черный день хватит.

Что иные замы по заграницам шастают на всякие симпозиумы, от которых проку, как с козла молока, так и я два раза туристом ездил, своей жене привез югославскую дубленку и чешскую люстру, убивающую завистников наповал.

А взять на работе… Если кто-то из других замов заболеет — ничего не станется, перебьются, так сказать, не заметив. А когда болею я — светопреставление, все мечутся: того нету и другого нетути. Каких-то паршивых колб без меня не достанут. Хоть институт закрывай.