Ураган (сборник)

Он, сидя на четвереньках, повернул ко мне голову. На миг в его тусклых глазах мелькнуло новое выражение. Или мне показалось?

Дверь открылась. Невысокий, худощавый, остролицый человек стремительно шагнул ко мне, не дав даже поздороваться.

— Петр Петрович, все знаю. В общих чертах. Покажите, где вы нашли кожуру банана.

Это было в его манере — забывать здороваться и сразу приступать к делу, выхватывать детали, которые другим кажутся несущественными.

Я указал место, где поскользнулся на кожуре. — Как она попала сюда? — Том мог выбросить. — Или банан здесь чистили прежде, чем дать Тому. Ближе к клетке Опала.

«Ну и что?» — мог бы я удивиться, если бы не знал так хорошо нашего директора. Виктор Сергеевич умел делать совершенно неожиданные выводы из сопоставления деталей, на которые обычно не обращают внимания. В этом, помимо прочего, и заключался его «феномен».

Став на место, где я обнаружил кожуру, он стал оглядываться по сторонам. — А как ведет себя ваш Опал? — выпалил он, поводя своим острым носом, будто собираясь клюнуть. Он мгновенно переключался с одного на другое, умея думать почти одновременно о десятках самых разных вещей, — и в этом было, пожалуй, второе отличительное качество «феномена Слепцова».

— Опал, как обычно, без успехов… — признался я. — Или их не замечают. — Был бы рад, Виктор Сергеевич, если бы вы их заметили, — не удержался я от плохо замаскированной подначки.

Словно восприняв мои слова совершенно серьезно, он устремился своим легким птичьим шагом к клетке Опала и постучал по прутьям согнутым указательным пальцем.

— Извольте, голубчик, показаться!

Послышалось яростное рычание. Виктор Сергеевич едва успел отдернуть руку, иначе ее схватила бы иная рука — волосатая, с длинными цепкими пальцами.

— Ого, а он не любит фамильярностей.

Никогда не видел я Опала таким разъяренным. Его глаза утратили тусклость, в них вспыхнули багровые огоньки. Он колотил себя в грудь, выкрикивая угрожающее:

— Ух! У-ух! — Вот уж никогда бы не подумал, — бормотал я. — Не переживайте. Вы не могли меня предупредить. И по незнанию, и по уважению.

Я счел за лучшее промолчать. Не мог же директор забыть, как совсем недавно я вступил с ним в неуступчивый спор.

— Проявляет характер, — одобрительно сказал Виктор Сергеевич, склонив набок голову, приглядываясь к Опалу.

Так же мгновенно, как и взъярился, шимп затих.

— А это уже нетипичное поведение, — раздумчиво проговорил директор. — Поздравляю, Петр Петрович. Ваш питомец делает некоторые успехи.

Опал отступил в глубь клетки, повернувшись к нам спиной, поросшей необычно длинной шерстью.

— Вот и вся его реакция, — разочарованно сказал я. — Вся ли? — как эхо откликнулся Виктор Сергеевич, не сводя взгляда с шимпа. Затем спросил: — А как другие?

— Коровы дали прибавку в весе и надое — до килограмма молока дополнительно. Быки тоже прибавили в весе, но стали слишком агрессивны. Качество шерсти овец заметно повысилось, а вот вес стал почему-то снижаться…

— За счет подвижности, — уверенно сказал Виктор Сергеевич.

Эта его уверенность иногда раздражала — и не только меня, особенно когда неизменно оправдывалась. Не может же человек постоянно оказываться правым. Не должен!

— Не спешите переводить Опала в большую клетку, — без всякого перехода сказал Виктор Сергеевич, почему-то повышая голос. — Но как же самки? И потом…

— Поместите туда другого самца. — Слишком молод. — Не того. Вам привезут другого из Сухумского питомника. Шевельнулась косматая голова Опала с большими ушами. Мне показалось, что он прислушивается к нашему разговору. Возможно, его насторожили громкие интонации. Ведь слов он понимать не мог.

— Виктор Сергеевич, — робко начал я, — может быть, временно прекратить опыты с полигеном Л на обезьянах? Начало, сами видите, неудачное. Лучше потом…

— Потом — после защиты? Боитесь дать козыри оппонентам? Осторожничаете? В вашем возрасте рановато. Он не представлял, как меня заденут его слова.