Ураган в сердце

Шляпа вернулась.

– Так, мистер, мы вам сейчас подпустим кислород, должно полегчать. Вреда вам никакого не будет.

Опустилась маска, закрывая ему рот и не давая возможности говорить.

Тут, должно быть, последовало явное притупление восприятия, хотя полностью сознания он не терял, по крайней мере, он на том настаивал. Он вспомнит, как полицейский попросил разрешения вынуть бумажник у него из кармана, даже припомнил, как забеспокоился, вдруг там не окажется водительских прав. Помнил он и то, как ему сказали, что «Скорую» вызвали, хотя не было ясного осознания, сколько времени прошло, пока та приехала, не сохранила память и четкого представления о том, как его переносили: помнил лишь, что ощутил холодные брызги дождя у себя на лице.

Полностью сознание прояснилось уже в мчащейся «Скорой». Впрочем, в пограничном состоянии трудно было избавиться от неразумия. Так, например, показалось, что он уже проехал большое расстояние (весь путь занял чуть менее трех миль[2]) и что его увезли куда-то далеко-далеко. Мужчина в белом халате, сидевший рядом с ним, говорил по-английски, будто на иностранном языке, выученном от репетитора-британца. Что-то в его странном произношении было неуловимо знакомо, но тогда он так и не смог выковырять из памяти, какая тут связь.

Время от времени мужчина в белом халате напоминал ему, что нельзя разговаривать, двигаться и прилагать какие-либо усилия. В беспрестанных предостережениях не было необходимости. Он лишился воли, полностью уступал всему, что теперь казалось предопределенным и неизбежным. И никак не связывал это ощущение с иглой, которую ему ввели в руку.

Самым странным представлялось то (в чем он так и останется непоколебимо убежден), что не было в нем ни страха, ни паники. А вот что он и в самом деле чувствовал (во всяком случае, настолько, насколько позже смог описать), так это некую отстраненность, безучастность, словно бы разум его освободился от тела, а сам стал скорее наблюдателем, нежели участником. Чувство было настолько сильным и осязаемым, что он в какой-то странной отрешенности гадал, уж не признаки ли это приближающейся смерти.

От мысли этой он не открещивался. Напротив, она позволяла ему обдумать важное открытие: оказывается, смерть не похожа на нагоняющую ужас борьбу с волей к жизни, могучей битвой за то, чтобы удержаться до последнего жизненного вдоха. Не походила она, однако, вовсе и на погружение в сон.

– Боль стала не такой острой? – спросил чудной голос. – Пожалуйста, вам нельзя говорить, только кивните.

Он кивнул, дивясь тому, как бы это он смог заговорить, даже если бы захотел, с кислородной маской, плотно закрывавшей рот.

– Я хочу сейчас проверить сведения, полученные мною от офицера полиции, – сообщил голос. – Это для регистрации в приемном покое.

Скосив глаза, он увидел пару темнокожих рук, блокнот на алюминиевом планшете и шариковую ручку.

– Вы – мистер Уайлдер… мистер Джудд Уайлдер?

Проклюнулось было желание поправить: Джадд, а не Джудд, но озабоченность оказалась мимолетной, и он пренебрег ею, снова кивнул, видя теперь, что его водительские права торчат в зажиме планшета, так же как и удостоверение личности, извлеченное из затянутого прозрачным пластиком кармана бумажника.

– Ваш домашний адрес – Пенсильвания, Нью-Ольстер, Виксен-Лэйн, дом 1226?

Он потянулся к маске. Смуглая рука удержала его.

– Будьте любезны, не разговаривайте, мистер Уайлдер. Я буду вам читать. Нужно дать мне знать, только если что-то неверно. Вы являетесь… – Теперь мужчина читал информацию на визитной карточке, словно говоря на каком-то языке, еще более странном, чем английский, слова чеканились по отдельности, не вязались друг с другом: – …директор… по… рекламе… и… продвижению… товара… Крауч… карпет… компани.

Смуглая рука держала ручку, как гравировальный инструмент, точно копируя, слово в слово и даже буква в букву, когда выводила название компании. Говорившему оно было явно незнакомым, что лишь укрепило иллюзию, будто находится он в каком-то далеком месте за границей, настолько далеком, что там даже не знают о «Крауч карпет».

– Лицо, подлежащее уведомлению… а-а, да, я вижу – ваша жена.

Джадд поднял маску:

– Вы не сможете с ней связаться. Она только что отправилась в путешествие.

Коричневые пальцы метнулись, цепко ухватились и придавили маску обратно, оставив в ноздрях Джадда больничный запах.

– Пожалуйста, сэр, это в ваших интересах. Вам сейчас ни о чем не надо беспокоиться. Обо всем позаботятся самым надлежащим образом.

Ему слышался голос Кэй, каким он услышал его в заполненном людьми коридоре возле ее каюты: «Пожалуйста, береги себя, Джадд», – причем отчетливее помнился тон, каким это было сказано, а не сама фраза, затертая до дыр от частого употребления, потонувшая тогда в накатившемся реве пароходного гудка и испарившаяся сейчас в дали, просто исчезнув в ней. На миг он запаниковал: показалось, что теряет сознание, но страх быстро рассеялся, когда до слуха донеслось:

– Да, все в порядке. Кроме… у нас нет только вашего возраста.

Приподняв маску, Джадд сказал: