Ураган в сердце

Карр вернулся к столу, только сейчас разглядев на нем стопку писем. Он все еще продирался сквозь дебри рекламы фармацевтических компаний, выискивая что-нибудь, достойное внимания, когда снова почувствовал чье-то присутствие. Оглянувшись на дверь, увидел Джонаса Уэбстера, привычно засунувшего большие пальцы за проймы жилета и разглядывавшего его поверх очков, сползших (тоже по привычке) до середины носа.

– Входите, доктор, – радушно пригласил он, и радушие это было вполне искренним, потому как Карру в самом деле нравился этот человек: из всех докторов Окружной мемориальной Уэбстер больше всех отвечал имевшемуся у Аарона до приезда сюда представлению о том, каким должен быть «сельский доктор».

– Вы провели меня, – заявил Уэбстер.

– Как это? В чем?

– Вы берете себе этого инфарктного больного?

– Да.

– Не думал я, что вы возьмете.

– А почему бы и не взять?

– Не думал я, что вы станете так высовываться.

– Высовываться? В чем это?

– Обещаниями вернуть его к работе таким же полным сил, как и…

– Никакого такого обещания я не давал.

– Так ведь он только того и хотел, этот, как его… забыл, как зовут… ну, президент его компании.

– Я вообще никаких обещаний не давал, – сдержанно произнес Карр, он прекрасно держал себя в руках, пока не заметил странной улыбки на лице Уэбстера, с какой тот спросил:

– Титеру вы еще не говорили?

– Его нет в городе.

Улыбка Уэбстера сделалась еще более непонятной.

– Если вам, Аарон, так уж приспичило взять больного, то, по мне, было бы дипломатичнее стянуть его у кого-то другого…

При слове «стянуть» Карр вспыхнул, но тут же удержался от гневной отповеди, только услышав, как Уэбстер продолжил фразу:

– …у того, кто чуточку менее чувствителен к цифрам в своей бухгалтерской книжечке.

Уэбстер подмигнул, показывая, что шутит, и Аарону Карру удалось выдавить из себя хилый смешок, только когда главный доктор ушел, то весь юмор, если он и был, улетучился от осознания: ему сделано предупреждение. И времени прошло уже прилично, прежде чем он вдруг понял, что Уэбстер впервые назвал его Аароном. В любом другом случае его это порадовало бы, но теперь такое обращение лишь обостряло предупреждение и – рефлекторным откликом – утвердило его решимость заняться лечением Уайлдера, кто бы и как бы сильно на него ни стал давить.

10

Джадд Уайлдер вполне ясно осознавал, что уже проснулся, и вместе с тем он так недавно одолел неопределенную границу сна, что полной уверенности не было, с какой стороны этой границы доносился голос. Кто-то спросил: «Помните меня?» – и он кивнул наобум, рассчитывая быстренько справиться с задачкой на узнавание… ну да, он еще спит… миссис Горман…

Но лицо, медленно входившее в сознание, проступавшее, как фотоотпечаток в ванночке со слабым проявителем, не было лицом миссис Горман.

– Я была с вами в ночь, когда вас привезли вчера, – произнес голос. – Я миссис Коуп.

– Да, я помню, – выговорил он вслух, самого себя стараясь убедить, что и впрямь помнит, и, будто в награду за старание, лицо женщины стало обретать знакомые черты. Но это только все путало, потому как, чем дольше он вглядывался, тем больше она походила на миссис Горман: стоит себе, руки в боки уперла, – видение было настолько явственным, что он даже поймал себя на том, что ждет, когда она потребует: «Молодой человек, вы собираетесь вставать с постели или нет?»

Вместо этого, но тем же самым тоном, женщина требовательно произнесла:

– Это что еще за… – но смотрела она при этом не на него, а на постель. Просунула под одеяло ищущую руку и, обнаружив там что-то, вызвавшее короткое фырканье праведного презрения, звук, полностью напоминавший то, как вела себя миссис Горман, когда замечала, что он надел порванную рубашку, которую мама не успела зашить, стягивала ее у него со спины с тем же самым видом оскорбленного достоинства, с каким сейчас миссис Коуп перестилала постель. Скользнув рукой ему под спину, приподняла его, одновременно резко потянула на себя простыню, и та расправилась так же туго, как кожа на барабане. Ладонь ее подхватила его голову, и не успел он опомниться, как голова вернулась на подушку, ощущая ее совсем не такой, какой она была до того. Рука ее прошлась по одеялу, распрямляя его, – чудо не меньшее, чем мгновенно утихомирить бушующее море, отчего у него появилось полное ощущение физического бытия, затерянного в приятном ощущении свободного покачивания на водной глади безо всякой опоры.

Он собрался было поблагодарить и осекся, увидев, как она слегка стряхнула манжеты на рукавах: завершающий жест женщины, которая, столкнувшись с проявлением чьего-то неумения или небрежения, снова навела в мире порядок. Джадда больше не беспокоило, что он спутал ее с миссис Горман. Видение оправдывалось поразительным сходством, не столько внешним, сколько в манере вести себя, больше всего заметной по тихо исходящей от ее фигуры всемогущей силе, по главной способности внести порядок и спокойствие в буйный мир, взять верх над ним, как это всегда удавалось миссис Горман, когда мамы не было дома.