– Зачем вы так говорите?
– Это правда, – сказала она. – Обязательно женился бы.
– И почему из-за этого все пошло бы насмарку?
– Он только-только стал хирургом работать, – уже с поразительной собранностью пояснила она. – Это значит, три года, самое малое, может, больше. А ему ничего не добиться, если придется еще и жену с ребенком содержать. Пристроится куда-нибудь на подработку, в клинику или еще куда, и все пропало! Хирургия – вот о чем он всегда мечтал. В ней вся его жизнь. Нельзя, чтобы я отняла это у него.
Не поверить ее искренности было невозможно.
– Вы его, получается, действительно любите.
– Слишком люблю, чтобы создать ему такие проблемы.
– И вы, значит, ничего ему не сказали?
– Он не знает даже, где я сейчас.
– Как-то сурово может получиться, не находите?
– Я справлюсь.
– Я имел в виду не для вас сурово, а для него.
– А он никогда не узнает, – ответила Мэри, отворачиваясь и делая вид, будто наводит порядок на тумбочке.
Он оценивающе оглядывал ее, думая про себя, много ли нашлось бы девушек, готовых на подобную жертву во имя любимого, и само собой припомнил письмо от Кэй, то, в каком она сообщила ему, что беременна.
– Вы собираетесь оставить ребенка?
– А как же!
– Но вы же не хотите отцу говорить об этом.
– Это – моя забота.
– Но ведь ребенок, он и его тоже.
– Нет, если отец того не знает, – ответила она, выбрав стакан для питья и направившись с ним к ванной. Дверь оставалась открытой и Мэри сразу же вышла в палату со свежей водой в стакане, который поставила на тумбочку у кровати со словами: – Вы уж извините меня, мистер Уайлдер.
– Извинить – за что?
– Ну, что вас в свои дела впутала… Не надо было мне вам рассказывать.
Джадд улыбнулся:
– А вы и не рассказывали.
– Да в том-то и беда вся, – сокрушалась Мэри. – Мне еще долго следовало бы об этом помалкивать.
– Уверены, что поступаете правильно?
Она решительно закивала головой:
– Вы не знаете Ральфа… Как много хирургия значит для него.
– Зато я другое знаю, – сказал он. – Если вы его так любите, что идете на такой шаг… ради его блага… невзирая, любил ли он вас прежде или…
– О да, любил. И любит. Дело тут не в том… – Мэри резко повернулась кругом, встревоженная звуком открывшейся двери.
Сквозь узенькую щелку приоткрытой двери подглядывала мисс Харш с вечной улыбкой-маской, застывшей у нее на лице, приход ее был жутко не ко времени, будто бы на сцену в самый трагичный момент спектакля ввалилась, не разобрав реплику, шутовская королева.
Джадд крепко сжал кулаки, физически подавляя готовый вырваться стон, ему и дня больше не протянуть наедине с этой идиотской физией. Хоть бы какой-то способ был отделаться от нее.
Мысль эта до того возбудила его, едва до отчаяния не довела, когда мозг наконец-то откликнулся, предложив, как показалось в тот момент, выход, лучше которого и быть не могло: поговорить с доктором Карром.
Но стоило только образу доктора промелькнуть в сознании, как течение мыслей больного перекинулось от мисс Харш и направилось по обнажавшей нерв колее, столь глубоко продавленной этой ночью: вновь охватила мука сожаления, не дававшая ему покоя во снах. Несколько раз он просыпался, ненадолго, но и этого хватало, чтобы понять, насколько до смешного глупо вел он себя с доктором Карром. Вопрос миссис Коуп бесконечным гулким эхом отдавался у него в сознании…
Распластавшись на спине, беспомощный от болезни, лишенный возможности защитить себя, Джадд вновь переживал видение ночного кошмара: доктор Карр отворачивается от него, и он снова слышит этот насылающий ужас стук навсегда закрывшейся за ним двери.
Откуда-то из иного мира, издалека, послышался одинокий вой сирены. Вслушиваясь в приближавшиеся завывания, он возвращался к реальности: «Скорая помощь», свернув с шоссе, подъезжала к больнице, и по мере приближения вой ее сирены взмывал все выше, пока внезапно не смолк, захлебнувшись на высокой ноте прямо под окном его палаты.
Повернув голову на подушке, Джадд увидел, как мисс Харш смотрела вниз сквозь щели жалюзи. Неизменная ее улыбка, столь бессмысленная прежде, теперь, казалось, придавала ей вид ликующего вурдалака.
2
Проснувшись, еще лежа в постели, Аарон Карр расслышал сирену, когда та выла в отдалении, постепенно приближаясь со стороны съезда с автострады. Оказавшись в Окружной мемориальной, он вскоре попытался было свести использование сирены к тем немногим случаям, когда это и в самом деле вызывалось необходимостью, однако старина Оскар, сидевший за баранкой «Скорой», отнесся к его затее столь же неодобрительно, как и большинство сотрудников больницы: сирена, надо отдать ей должное, исправно играла роль предварительного оповещения.