Читаем Ураган в сердце полностью

Подумал: «И что вы собираетесь сделать? Опять уйти от меня?» – не догадываясь, что, должно быть, произнес это вслух, пока не посмотрел на доктора. Аарон Карр как-то обмяк сразу всем телом, плечи у него поникли, будто под сокрушительным ударом сломался какой-то стержень внутри. Вот только лицо его, опустошенное и посеревшее, куда меньше выражало признание в поражении, чем укор в какой-то ужасной несправедливости.

Непроизвольно, чувствуя, словно бы что-то вырвалось из разума, Джадд выпалил:

– Наверное, вы правы, – признание настолько трудное, что невозможно было удержаться от движения, жеста: рука сама выбросилась вперед.

Доктор Карр подхватил его руку, на первый взгляд чтобы просто удержать, пальцы слабо оплели запястье. Но вскоре хватка странным образом окрепла, нажим потихоньку усиливался, словно бы надежда вновь вливалась доктору в жилы. И когда Джадд повернул голову, чтобы заглянуть в лицо врача, то увидел, как сползает с него серость. И словно бы возврат жизни возродил у доктора способность речи, тот произнес:

– Я только то и пытаюсь сделать, мистер Уайлдер, что помочь вам. Вероятно, я принялся за это наихудшим из всех возможных способом.

– Нет, – возразил Джадд. – Вы правы. Думаю, я и впрямь был этим, как вы их там называете?

– Кем вы были, меня не беспокоит, кем вы намерены стать с этой минуты – вот в чем все дело. Я не хочу, чтобы это снова случилось, да и вы этого не хотите.

Откинувшись на подушку, Джадд ощущал странную опустошенность, которая сама по себе вызывала удовлетворение.

– Только какова расплата? Что мне делать? Каков ответ? Я то, что я есть. Быть кем-то другим я не могу. Не могу быть чем-то, чего во мне нет. Я должен быть самим собой. А если не смогу, то нет никакого резона…

– Но ведь вы не были самим собой, мистер Уайлдер, хотя бы в последний год, или в последние два года, или столько времени, сколько прошло с тех пор, как вы с пути сбились. Болезнь не тронула того человека, каким вы были два года назад, она выбрала того, каким вы были в прошлый вторник вечером. – Доктор помолчал. – Позвольте, я прочту вам еще один, последний, кусочек. Я понимаю, что захожу слишком далеко для одного дня.

– Читайте. Со мной все в порядке.

Доктор Карр поворошил страницы, отыскал нужное место и, держа палец на предложении, с какого следовало начать, поднял голову, поясняя:

– Тут то, что однажды сказал доктор Стайнфельд. Я его спросил, что он видит, обследуя обладателя ПИС. И вот что он ответил, а я постарался записать как можно точнее: «Я вижу человека, бегущего без цели. Он всю свою жизнь бежит. Бежит потому, что бежать – в его натуре, потому что бег – это выражение его существа. Когда-то впереди была широкая дорога, вверх на вершины, вниз в долины, и, как бы глубока ни была долина, она не затмевала надежды, которая поджидала за следующей вершиной. Но потом он сбился с пути. Где-то повернул не туда. И теперь он уже не на столбовой дороге. Он в дремучем лесу. Темные тени смыкаются вокруг. Впереди ничего не видно. А он все бежит. И если не отыщет обратный путь к столбовой дороге, то так и будет бежать, пока не поглотят его черные тени дремучего леса».

Послышался звук захлопнутой пухлой книги, отчего образ священника, который навеял Джадду Уайлдеру неожиданно звучный, богатый оттенками голос доктора Карра, сделался еще ярче и не уходил из сознания, пока тянулось молчание. Где-то в отдалении звонил церковный колокол.

– Позвольте задать вам еще один, последний, вопрос, – заговорил доктор Карр. – Если я дам вам бумагу и карандаш, смогли бы вы написать прямо сейчас, в эту самую минуту, ясно и четко, чего хотите добиться во второй половине своей жизни?

Молчание служило вполне красноречивым ответом.

– Когда вы сможете это сделать, то вновь окажетесь на столбовой дороге, – тихо проговорил доктор Карр. – Подумайте об этом.

С этими словами он и ушел, но не так, как вчера, пропал, сейчас он словно бы выскользнул сквозь обволакивающую пелену сна, черные тени дремучего леса, Кэй… «Ты что стараешься доказать? Чего ты хочешь?»

4

Послеполуденное время Аарон Карр пережил так, словно это был тяжеленный камень, сбросить на землю который можно было лишь с неослабным усилием. Он вернулся домой к воскресному обеду миссис Стайн, предвкушая блаженное отдохновение, к которому уже привык, усаживаясь за ее многолюдный семейный стол. Сегодня, однако, больница не выходила из головы, в сознании прочно застряла участливая мысль о том, как Джадд Уайлдер отнесся к состоявшемуся у них разговору.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-сенсация

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза