Кабина фуры с водительской стороны была приоткрыта. Ганя подошел и растворил дверь до конца. В это время Костя убедился, что из перевернутой легковушки уже никто не вылезает. На кресле фуры, запрокинув голову с окровавленным виском, сидел человек с виду лет пятидесяти, в молодящем спортивном костюме синего цвета. Прядь черных волос с проседью замаралась в крови. Неправильная форма головы с правильными чертами лица наводила на мысли о квадратуре круга. Паутины морщин отчетливо отпечатались на бледной коже вокруг закрытых глаз. Костя забрался на подножку, соединив два пальца, осторожно раздавил воображаемую блоху на сонной артерии шофера.
— Кажется, еще жив, — известил он.
Вместе с напарником они вытащили водителя на свежий воздух и поволокли на обочину. Прислонив его к огромному колесу, начали приводить в чувство. Для этого Костя предварительно залез в кабину фуры с пассажирской стороны и откопал аптечку.
Нанюхавшись нашатыря, дальнобойщик открыл глаза.
— Кто вы такие? — Захлопали ресницы.
— Мы твои ангелы-хранители, — усмехнулся Ганя.
Шофер повертел головой направо-налево.
В этот момент раздался взрыв, у Кости аж уши заложило, и он вжал голову в плечи. Лежавшая кверху колесами иномарка заполыхала ярким пламенем.
Дальнобойщик назвался Иванычем. Оклемавшись, он рассказал, как на него напали.
— Я ехал-то пустой совсем. — Голос у него оказался ломкий и резкий, что не вязалось с его обликом мужичка-простачка с добрыми глазами. — С Тюменского Севера гнал, а туда какую-то радиационную хрень увез. Жизнь-то, сами знаете, какая — кругом нищета. Я на любой товар соглашаюсь. Кто не рискует, тот не живет. До Русской Хиросимы я нормально бабки зашибал, теперь же так, только на пропитание. А ведь у меня дома три рта: жена и пацан с девчонкой.
— Ну понятно. Значит, пустой, говоришь, ехал, — перебил Костя, поменяв точку опоры (он начинал нервничать — слишком много времени уже потерялось).
— Да, порожняком гнал, — покосился на Муконина Иваныч, отклонив спину от колеса и распрямив позвоночник. — У меня дом-то совсем рядом. Поселок Пионерский, тридцать километров осталось. А тут эти. Тормознули полосатым жезлом. Я, конечно, обрез охотничий на всякий случай под сиденьем держу, мало ли что, жизнь-то, сами знаете, какая. Но в этот раз я достать его не успел. Вон, ублюдок, которого вы пришлепнули, он меня прикладом огрел без всяких предисловий.
— Ну вот, радуйся, что жив остался, — добродушно сказал Ганя.
— Я и не знаю, парни, как вас благодарить-то. Может, ко мне заедем, а? Я на прошлой неделе наливочку припрятал, а? Ну не хотите пить за рулем, так молочка парного? У нас и коровка есть, худая, правда.
— Нет уж, ты извини, Иваныч, но мы торопимся, — отказался Костя. — Как-нибудь в другой раз. Может, на обратном пути?
Приятели переглянулись.
— А хоть бы и на обратном. Ты только телефон мой запиши, — обратился Иваныч к Косте.
— Давай, конечно, — закивал Муконин и достал мобильник.
Дальнобойщик извлек из-за пазухи зеленый пенальчик — новейший карманник фирмы «Эппл» с функцией видеофона и с режимом реальных ощущений. «Так уж повелось на Руси: чем меньше человек значит, тем у него круче мобильник», — усмехнулся про себя Костя и забил номер.
— Доехать-то сможешь сам? — осведомился Ганя, когда Иваныч начал уже забираться в кабину.
— Конечно, я и не в такие переделки попадал. Всякое бывало. — Он замер на подножке, как будто ожидая чего-то еще.
Но друзья промолчали.
Он залез к себе, закрыл дверь, завел двигатель. Фура взревела, как танк.
Муконин с Ганей снова переглянулись и пошли к «семерке». Надо было еще быстренько убрать следы крови. Да и труп выволочь в лесок.
Время поджимало.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
До въезда в Челябинск оставалось буквально километров пять, когда их на посту тормознул полосатой палочкой человек в форме. Форма была синей, с лунными кольцами на брюках и рукавах, какую носили до Русской Хиросимы гибэдэдэшники. Только на погонах ни лычек, ни звездочек. Зато имелось на каждом по двуглавому орлу, золотящемуся на неожиданно выглянувшем солнце. За спиной у инспектора висел пресловутый автомат Калашникова.
Остановив машину, Костя приоткрыл окно и высунул чип-мандат. Постовой посмотрел на Муконина взглядом вышедшего из клетки тигра, глянул на мандат и ровным голосом произнес:
— Из машины выходим.
Костя смерил его спокойным взглядом. Типичный гибэдэдэшник путинско-медведевских времен. Упитанный мужчина со скуластым смугловатым лицом, с глазами чуть навыкате, имеющими стандартный набор виньеток-выражений.
— Ты что, не прочитал? — беззлобно сказал Костя. — И почему чип не просканировал?
— Здесь я буду вопросы задавать. Из машины выходим, — повторил экс-гаишник.
Костя посмотрел на Ганю. Тот многозначительно вытянул губы. Они медленно, словно нехотя, вылезли из автомобиля.
— Багажник открой, — скомандовал постовой.
Ганя подошел к нему вплотную. Они оказались одинакового роста, и даже одежда оказалась похожей. На Гане были голубовато-серая ветровка и джинсы. Принижало Костиного товарища лишь отсутствие автомата за плечами и полосатой палочки.