Урал грозный

Потом, заметив мой недоумевающий взгляд, застеснялся, как набедокуривший ребенок, и, волнуясь, сбивчиво заговорил:

— Уж вы меня извините, товарищ командир. Вы, чай, подумали — умом рехнулся мужик! А я и впрямь вроде рехнулся. Ведь я его, паровоз-то, больше двух лет не видел. Как разгрузили нас из эшелона в ноябре сорок первого, под Москвой, так и не видел больше. То в обороне сидели, то вперед шли. Где же его увидишь? Ежели и попадалась, часом, железная дорога, так там все скорежено, поломано, пожжено, взорвано. Ранен я не был. Командировок не имел. Леса да поля, блиндажи да землянки... Вроде как и совсем от обыкновенной жизни отвыкли.

Эту случайную встречу и мимолетный разговор живо вспомнил я, впервые попав, после тридцати трех месяцев скитаний по фронтовым, дорогам, в настоящий глубокий тыл страны — на Урал.

Подобно тому солдату-артиллеристу, я широко раскрытыми, удивленными глазами смотрел на не знающие затемнения окна городских домов и заводских цехов, на людей, которые никогда не слышали воющего звука сирены, возвещающей воздушную тревогу, на людей, знающих только по газетам да по рассказам приехавших с запада слова: «светомаскировка», «бомбоубежище», «щель».

Когда я попадал вечером в ярко освещенную комнату, ноги сами несли к незашторенному окну, а руки искали шнурок маскировочной шторки.

И окружающие смотрели на меня так, как я в далеком могилевском лесу смотрел на чудного артиллериста.

И поначалу мне казалось, что здесь все не так, как «там», что все здесь другое — и дома, не полосатые от камуфляжа, и люди не такие, и темп и тон жизни иные.

Но чем больше я вглядывался в жизнь людей глубокого тыла, тем яснее из-под «иной» внешности выступали черты того строгого и значительного, что называется военным бытом народа.

Стало видно, что тысячи невидимых, туго натянутых нитей связывают тыловые города и села и людей, здесь живших, с передним краем войны. Стало видно, что понятие «глубокий тыл» крайне относительно, что за две с лишним тысячи километров от переднего края наступления Красной Армии здесь, на стыке Европы и Азии, напряженно, уверенно бьется железное сердце гигантских мастерских войны, что и темпы и пульс жизни здесь одинаковы с темпами и пульсом жизни переднего края.

И я был бесконечно благодарен редакции за этот, непривычный для нас, фронтовых собкоров, маршрут командировки. Поездка на Урал давала возможность увидеть и почувствовать во всю силу и глубину природу того, что после наших сокрушительных ударов по немецко-фашистским поработителям западные союзники назвали «русским чудом».

Пассажирский поезд дальнего следования вырвался из сутолоки сортировочных и товарных станций Московского кольца. Набирая скорость, он мчится на восток.

До Урала еще далеко, но горячее дыхание всесоюзной кузницы оружия обдает вас. Им пропитан воздух вагона, в котором вы едете. Ваши соседи — инженеры, хозяйственники — говорят о руде, коксе, номерах стали, новой системе организации потока, о графике и плане. На какой бы станции или каком бы разъезде вы не выглянули в окно вагона, перед вами будут мелькать бесконечные вереницы товарных составов, груженных танками, самоходными пушками, самолетами всемирно прославленных типов.

Вы увидите новенькие, празднично поблескивающие свежей окраской орудия всех калибров — от легких, подвижных противотанковых пушек до мощных орудий артиллерии большой мощности. Рядом с платформами, загруженными артиллерийскими передками и снарядными ящиками, будут мелькать тщательно опломбированные вагоны с боеприпасами: минами, снарядами, авиабомбами. Проплывут массивные штабеля стального проката, балки, трубы, рельсы, тяжелые поковки, чушки чугуна, слитки алюминия. И сутки, и другие, и третьи будет плавно катиться на запад железный поток боевой мощи, рожденный в доменных и мартеновских печах, в неумолчном грохоте заготовительных, обрабатывающих и сборочных цехов уральских заводов.

Навстречу этому половодью стальной реки, такой же беспрерывный и густой движется другой поток. Тоже танки. Тоже самоходные пушки. Тоже орудия разных систем и калибров. Они мелькают за вагонными окнами как тени поверженного могущества германской военной машины, все эти «тигры», «пантеры», «фердинанды», пушки с фабричными марками «Крупп», «Шкода», «Шнейдер-Крезо». Их искореженные тела хранят еще под копотью знаки свастики и черно-белого креста.

Это победоносный фронт посылает заводам Урала свои боевые трофеи, тяжеловесный металлический лом, стальные отходы войны. В мартенах уральских сталелитейных заводов эти стальные ошметки будут очищены огнем и встанут на вооружение Красной Армии боевыми бортами и башнями танков, литыми стволами пушек.

Есть какое-то строгое соответствие между этими двумя потоками. Чем гуще поток с востока, тем гуще поток с запада. Ведь объем вражьих потерь на поле боя прямо пропорционален силе и размаху наступательного удара.