— Так точно, ваше немецкое благородие. Истинную правду изволите говорить. Такой камешок тут и добывался.
Старым горщикам это немцево похождение за обиду пришлось.
— Как так? Все горы-ложки исходили, исползали, всякий следок-поводок к камню понимать можем, а тут на-ко — привезли незнакомого человека, и будто он больше нашего в наших местах понимает. Зря деньги бросили.
Ну, нашлись и такие, кто на немецкую руку потянул. Известно, начальству угодить желают. Разговор повели: он-де шибко ученый, в генеральских чинах да еще из самой середки немецкой земли, а там, сказывают, народ вовсе дошлый: с тараканов сало сымают да мыло варят.
За спор у стариков дело пошло, а тут на это время случился Афоня Хрусталек. Мужичонка еще не старый, а на славе. Он из гранильщиков был. Места, где дорогой камешек родится, до пятнышка знал. И Хрустальком его недаром прозвали. Он, видишь, из горных хрусталей, а то и вовсе из стекла дорогие камешки выгонял. И так ловко сделает, что кто и понимающий не сразу в этой Афониной поделке разберется. Вот за это и прозвали его Хрустальком.
Ну, Афоня на то не обижался.
— Что же,— говорит,— хрусталек не простая галька: рядом с дорогим камнем растет, а когда солнышко ловко придется, так и вовсе заиграет, не хуже настоящего.
Послушал это Афоня насчет тараканьего мыла да и говорит:
— Пущай немец сам тем мылом моется. У нас лучше того придумано.
— Как так?— спрашивают.
— Очень,— отвечает,— просто: выпарился в бане докрасна да окатился полной шайкой, и ходи всю неделю, как новенький.
Старики, которые на немца обнадеживались, слышат, к чему Афоня клонит, говорят ему:
— Ты, Афоня, немецкую науку не опровергай.
— Я,— отвечает,— и не опровергаю, а про то говорю, что и мы не без науки живем и еще никто не смерил, чья наука выше. В том хитрости мало, что на старых отвалах руду узнать. А ты попробуй новое место показать либо в огранке разобраться, тогда видно будет, сколько ты в деле понятия имеешь. Пусть-ко твой немец ко мне зайдет. Погляжу я, как он в камнях разбирается.
Про этот Афонин разговор потом вспомнили, как немец захотел на память про здешние места топазову печатку заказать. Кто-то возьми и надоумь:
— Лучше Афони Хрусталька ни у кого теперь печаточных камней не найдешь.
Старики, которые на немецкую руку, стали отговаривать:
— Не было бы тут подделки!
А немец хвалится:
— О, мой это карошо знайт! Натураль-камень лютше всех объяснять могу.
Раз так выхваляется, что сделаешь,— свели к Афоне, а тот и показал немцу камешки своей чистой работы. Не разобрал ведь немец! Две топазовые печатки в свою немецкую сторону увез да там и показывает: вот, дескать, какой настоящий топаз бывает. А Хрусталек все-таки написал ему письмецо: «Так и так, ваше немецкое благородие. Надо бы тебе сперва очки тараканьим мылом промыть, а то плохо видишь. Печатки-то из жареного стекла тобой куплены».
Горный начальник, как прослышал про это письмецо, накинулся на Афоню:
— Как ты смел, такой-сякой, ученого немца конфузить!
Ну, Хрусталек не из пужливых был. На эти слова и говорит:
— Он сам себя, поди-ко, сконфузил. Взялся здешним горщикам камни показывать, а у самого толку нет, чтобы натурный камень от бутылочного стекла отличить.
Загнали все-таки Афоню в каталажку. Посидел он сколько-то, а немец-то так и не откликнулся. Тоже, видно, стыд поимел. А наши прозвали этого немца — Тараканье Мыло.
БАРТО А. Л.
Барто Агния Львовна (1906— 1981) — русская советская поэтесса.
Родилась в Москве в семье ветеринарного врача. Писать стихи начала в детские годы.
Первым литературным наставником Барто стал нарком просвещения А. В. Луначарский. Услыхав в ее чтении стихи, он пригласил девушку на беседу в Наркомпрос и посоветовал ей всерьез заняться литературной учебой.
Первая книга Барто «Китайчонок Ван Ли» вышла в 1925 году и была посвящена теме интернациональной дружбы детей.
Многие стихи Барто рассказывают о жизни советской школы, семьи, пионерском движении. Задорные, легко запоминающиеся, они нравятся детворе, на них воспитано уже не одно поколение детей.
В 1937 году Барто в составе советской делегации выезжала в республиканскую Испанию, чтобы принять участие в работе Международного антифашистского конгресса в защиту культуры. Вернувшись в Москву, поэтесса написала стихи о сражающейся Испании, испанских детях.
В начале Великой Отечественной войны писательница эвакуируется на Урал. Живя в Свердловске, она часто выступает с чтением стихов и беседами на заводах, в госпиталях, школах и детских садах.
В трудную военную пору многие подростки учились в ремесленных училищах, работали на производстве. Барто решает создать об этих ребятах цикл стихов, однако первое время никак не может овладеть темой, проникнуть в психологию молодых рабочих. В «Записках детского поэта» (1976 г.) сама Агния Львовна об этом рассказывает так: «Своей тревогой я поделилась с Павлом Петровичем (Бажовым.— Ред.), и он дал мне совет: