Уральская копилка

«И пока банкир хохотал мягким баритоном, самодовольно поглаживая свою остроконечную бородку, управляющий вторил ему почтительным тенорком, захлебываясь и приговаривая:

— По-американски… по-американски… по-американски!..»

Кто же все-таки был этот Прозорливый?

Я справился в словаре псевдонимов Масанова, но Прозорливого там не нашел. Но вот в конце ли 1963 или в начале 1964 года газета «Советская культура» совсем маленькой заметкой сообщила, что рассказ «По-американски» принадлежит А. П. Чехову. Это меня устраивало: и стиль рассказа, и псевдоним — так похожи на чеховское! Однако другие исследователи творчества Чехова не согласились с этим утверждением. Так и остается неясным — кто же был автор рассказа.

Ленинградская публичная библиотека имени Салтыкова-Щедрина сообщила в ответ на мой запрос, что у нее имеется два экземпляра рассказа Прозорливого и оба издания 1899 года с одинаковым числом страниц — 13. Кто был издателем, библиотека не указывает, но пишет, что в Москве книжечка печаталась в типографии Товарищества скоропечатни А. А. Левенсона, а в Петербурге — в хромолитографии и типографии Р. Шварца. Любопытно, что рассказ одновременно и с одинаковым числом страниц издан и в Москве и в Петербурге. Чем это объяснить — не знаю.

КРАМОЛЬНАЯ КНИЖКА И ЕЕ СЕСТРЫ

Иной раз и толстая книга, да мало кого «поцарапает». А вот иная — совсем тощенькая книжоночка, а сколько шуму может наделать! Об одной такой мне и хочется рассказать. Она — дитя своего времени, времени бурного, остро пережитого многими и многими, в том числе и мною.

В начале 1906 года мне, тогда ученику четвертого класса семинарии, временно пришлось оказаться «не у дел». Дело в том, что когда, накануне манифеста 17 октября 1905 года, Россию охватила всеобщая забастовка, наша Пермская семинария также примкнула к ней. Не сама семинария, разумеется, а семинаристы, по призыву существовавшего тогда негласного союза духовных семинарий. Забастовщики покинули семинарию и разъехались по домам.

Дома мне нашлась временная работа — учителем в церковноприходской школе соседнего села. Теперь, как учитель, я был обязан ходить к службам в церковь. Становился обычно на клирос, где всегда собирались любители пения. В сущности, он являлся своего рода деревенским клубом, куда сходились люди разных возрастов и положений.

Обращала на себя внимание совсем молоденькая учительница Анна Боковикова. Эта задорная девица тоже ходила в церковь по обязанности, а также для того, чтобы узнать всякого рода новости, пообщаться с людьми. Она не скрывала, что и в бога не верит, и царскую власть не признает. При этом чересчур горячо отстаивала свои убеждения. Особенно остро она сшибалась с козлогласным кулачком Александром Михайловичем Помазкиным, по прозвищу Сушило.

Зауральская деревня, никогда не знавшая помещиков и жившая много зажиточнее «расейских», в массе своей довольно спокойно отнеслась к царскому манифесту 17 октября, не особенно доверяя обещанным «слободам», но, как и везде, беспокойные люди были и здесь. Они-то и занимались обычно на клиросе спорами на политические темы.

Присмотревшись к землякам и прислушавшись к их разговорам, я увидел, что много масла в огонь подливала тогда брошюра С. Николаича «Шире дорогу! Свободная Россия идет!..»

Брошюрка в оранжевой обложке на 46 страницах имела подзаголовок: «По поводу Манифеста 17-го октября. Для деревни. Начатки первоначального обучения. Екатеринбург. Типография газеты «Уральская жизнь», 1905 г.».

Как книжка попала в село, я не знаю. Возможно, через работников Шадринского уездного земства.

Тогда брошюрка мне в руки не попала, а вот в 1920 году, когда пришлось принимать на государственное хранение архив бывшей Шадринской уездной земской управы, там оказался обыкновенный тарный ящик, а в нем… десятка полтора книжек «Шире дорогу!..» Несомненно, ящик когда-то был полон ими, полученными из магазина или издательства, большая часть их разошлась по уезду, а что осталось, то уже не стали рассылать, узнавши, что на книгу С. Николаича наложен арест.

Кто же был автор ее? Тогда, в конце 1905 года, мне и в голову не приходило, что «Николаич» — не настоящая фамилия автора, а псевдоним. Вскоре я узнал и истинное имя его. Случилось это так.

В январе 1906 года, когда наша семинарская забастовка закончилась и я, узнав об этом, возвращался в Пермь, то в дороге встретился с дядей Горей, братом моей матери. Георгий Шабров был машинистом паровоза.

Ни я, ни сам дядя тогда еще не знали, что его, как активного участника забастовки железнодорожников, будут судить и приговорят к десяти годам заключения в крепости.

После того как мы наговорились, дядя вытащил из кармана газету:

— Возьми с собой, я уже прочитал. Сегодня только что вышла…