Уральская копилка

«До Октябрьской революции, — пишет он, — в России было четыре духовные академии: Петербургская — при Александро-Невской лавре, Московская — при Троице-Сергиевой лавре, Киевская — при Киево-Печерской лавре, и Казанская — сама по себе, без присоединения ее к какому-либо монастырю. Вследствие этого у Казанской академии был и внешний вид отличный от других академий: те входили в ансамбль других монастырских строений, а Казанская академия имела свой, независимый от других строений внешний вид — она строилась по плану, подсказанному только целями, ради которых она появилась на свет божий, как независимое учебное учреждение».

Своеобразен был и состав студентов. Кто только не учился тут: грузины, осетины, молдаване, украинцы, белорусы, черногорцы, болгары, конечно, русские из самых различных губерний, и даже японец, по имени Михей Иванович Накамура, окончивший Токийскую православную духовную семинарию.

Описывая студентов, автор разделил их на три категории: «монахи и монашествующие», «студенты из белого духовенства» и «светские студенты». Особенно велик первый очерк, в котором рассказывается о небольшом мирке принявших монашеское пострижение и ведших себя совсем по-иному, чем остальная масса.

Много страниц в воспоминаниях об академии отведено преподавателям — о каждом в отдельности, а среди них встречались очень интересные типы.

Заключают воспоминания очерки о разных памятных случаях из жизни академии: «Посещение Григорием Распутиным Казанской духовной академии», «Самоубийство эконома академии» (на почве растраты казенных средств), «Всеношная на монгольском языке», «Хорошо усвоивший философию В. И. Несмелова», «Кружок Валентины Филипповны Накаряковой (и ее судьба)», «Memento mori» (помни о смерти) — о сравнительно частых случаях смерти студентов, и «Хор студентов».

Следующий цикл очерков носит название «Пути и перепутья моей жизни и педагогической деятельности». Тут и «Год работы в Бугурусланском реальном училище (1913—1914 уч. г.)», и «Полтора года жизни и работы в Перми», и «Годы жизни и работы в Белоруссии», где автору довелось пробыть семь лет.

Особо интересны «Годы жизни и работы в культурных учреждениях Верх-Исетского металлургического завода».

С октября 1923 года и по август 1938 года автор работал на ВИЗе в профессиональных учебных заведениях, познакомился и подружился с молодежью завода, с рабочими и тепло описал их в своих очерках. Рассказав о том, при каких условиях создалась и стала работать школа ФЗУ, о первых ее деятелях-педагогах и инструкторах, автор более подробно останавливается на одном из заведующих — Михаиле Васильевиче Чистякове, который сумел спаять дружный коллектив учителей и инструкторов. Много сделал и для учеников: ввел горячие завтраки, бесплатный проезд на трамвае для тех, кто жил далеко от школы и т. д.

Значительный интерес для историка народного образования представляют «Очерки по истории профессионально-технического образования на Верх-Исетском металлургическом заводе в советское время». Здесь можно найти страницы, посвященные школе фабрично-заводского ученичества в годы восстановления и начала реконструкции завода (1922—1930 гг.). Здесь есть главы: «Школа в 1922—1924 годах», «Завод и школа в 1925—1930 годах», «Хозяева и шефы школы», «Заведующие школой», «Педагогический состав школы», «Ученические организации», «Первый учком», «Нотовцы», «Синяя блуза», «Драматический кружок», «Стенная газета школы», а заключает их глава «Их судьба», где автор делает обзор дальнейшей деятельности выпускников школы.

«Странствия с латинским языком по вузам Свердловска» описывают жизнь и работу автора с осени 1938 года по осень 1956 года, то есть до выхода на пенсию.

В эти годы Василий Алексеевич преподавал латинский язык в медицинском, юридическом, сельскохозяйственном и педагогическом институтах, в институте иностранных языков, а также в одной из средних школ, где этот язык был введен для опыта. Почти всюду латынь считалась тогда пасынком, кроме разве педагогического института. Автор разбирает причины этого, сознавая, какое большое значение может иметь знание языка для освоения многих наук.

Без преувеличения скажу, что меня поражает разнообразие людей, которых отобразил в воспоминаниях Василий Алексеевич: рабочие ВИЗа в одну из самых трудных годин истории уральского пролетариата, быт крестьянства и сельской интеллигенции пшеничного Зауралья, светская и духовная школа на Урале и в Белоруссии…