Уральский самоцвет

— Правильно! Из этого вытекает наша задача. Мы обязаны избирать такие дебюты, такие системы развития, в которых было бы возможно максимально уменьшить шансы взбудоражить позицию — вызвать тактические осложнения… Нет, это совсем не значит, Толя, что я хочу сказать, будто ты слаб в тактике, — заметив некоторое смущение на лице своего ученика, продолжал Фурман. — Я достаточно хорошо знаю твои способности и в этом разделе шахматного боя; но зачем тебе разрешать им играть те позиции, которые они любят? Ты должен играть по Смыслову: ставить фигуры «капитально», а они пусть лезут, пусть себе резвятся… Ты их за это накажешь…

— Уж это как-нибудь! — сказал Карпов, и этот боевой самовозбуждающий призыв прозвучал непривычно для скромного мальчика.

— Нужно сделать еще одно, я завтра поговорю, — продолжал Фурман. — Мы должны приехать в Стокгольм за несколько дней до начала состязания — нужно будет немножко привыкнуть к новой обстановке.

Предложение опытного Фурмана акклиматизироваться в Швеции до начала соревнования было весьма уместным. Гостеприимная «северная Венеция», как называют Стокгольм, — город тихий, но есть особенности, к которым лучше всего заранее привыкнуть. Здесь и капризы северного климата, и своеобразие уличного движения по левой стороне (сейчас шведы перевели свой транспорт на правую сторону), и обильный, порой непривычный, «шведский стол». Но больше всего, конечно, доставляет трудностей приезжему своеобразный шведский язык. Советские шахматисты кто в школе, кто в институте изучают обычно немецкий или английский языки, но даже владение этими двумя не помогает в Стокгольме. Шведский язык это какая-то своеобразная смесь английского и немецкого языков, измененных и приспособленных к особенностям северной страны. Всем нам немало приходилось мучиться при попытках объясниться в кафе или магазине Стокгольма, только один «полиглот» Сало Флор способен здесь, впрочем, как почти во всех странах Европы, болтать часами с встречным шахматным любителем, «будто настоящий швед».

А мы… Приходишь в кафе. Подходит официантка. Ты говоришь ей по-английски:

— Гив ми милк, плиз.

Никакой реакции. Тебе в глаза глядят чистые большие глаза истинной северянки-блондинки.

Тогда ты ту же просьбу произносишь по-немецки:

— Гебен зи мир мильх, битте.

Казалось бы, куда вежливее. Никакой реакции.

— Дайте млека! — это уже по-сербски или по чешски. С тем же результатом произносишь слова «молоко», испанское «лече»… — никакого эффекта.

Ты уже отчаиваешься, когда лицо шведки расплывается в широкой улыбке.

— Оу! — восклицает она… — Мьёльк!

И через три минуты ты пьешь «чудесный продукт, уготованный природой»…

Советы тренера были выполнены — они приехали на турнир за несколько дней до его старта, вжились в особенные детали образа жизни шведской столицы. Чемпионат неожиданно получился весьма значительным — прибыло невиданное до того число играющих — тридцать восемь. Пришлось всех разбивать на предварительные группы, чтобы решить главный вопрос о чемпионе мира в финальном состязании.

Неожиданно игра в группе оказалась для Карпова весьма трудной: вероятно, сказывалась нервозность первого участия в столь важном турнире. Победив в первый день исландца Фридионсона, Карпов затем в двух партиях против швейцарца Хуга и филиппинца Торре попал в трудные положения, однако упорной защитой в обеих партиях добился ничьей.

Выйдя в дальнейшем в финал, Анатолий Карпов продемонстрировал игру высшего класса. Его убедительные выигрыши, чередующиеся с редкими ничьими, позволили ему вырваться далеко вперед и уже за три тура до окончания финальных игр обеспечить себе звание чемпиона мира среди юношей. Спортивный мир с восторгом встречал победы шахматного «принца».

Отличная подготовленность, сознание важности возложенной на него миссии — все это помогало успешному выступлению московского студента в жаркой битве юных шахматных чемпионов. Но было еще одно — газеты тех дней писали:

«Если бы на чемпионате мира в Стокгольме был установлен специальный приз за скромность и серьезное отношение к шахматам, этот приз, вместе с кубком чемпиона мира, завоевал бы Анатолий. В течение трех недель он сидел около шахматной доски спокойный, с видом делового человека и одерживал одну победу за другой.

«Все зависит от финиша», — отвечал он на многочисленные вопросы шведских корреспондентов, хотя было совершенно очевидно, что все уже фактически решено. Восемь рядовых побед в финале сделали его позицию несокрушимой. И только в девятом туре, когда венгр Андраш Адорьян, сделавший ничью с Карповым, пожал ему руку и произнес: «Поздравляю, вы чемпион!» — лицо Анатолия расплылось в широкой улыбке».