Покидая камеру, Леопольд продолжал сомневаться и окончательно уверовал в то, что его выпускают на волю, 'цинь когда эту весть подтвердил на первом этаже дежурный ПИсарь. Пока выполнялись формальности, в канцелярию иошсл директор тюрьмы и с торжественно-благожелательным видом приблизился к Леопольду.
— Лажёнесс, — сказал он ему, — вам возвращена свобода, и я весьма рад за вас.
— Вы очень любезны, — буркнул кабатчик.
— Надеюсь, вы постараетесь как можно скорее забыть о своем пребывании в этом заведении, — с нажимом продолжал директор. — Учтите, друг мой, что Франция все еще находится в состоянии войны. Поэтому имейте благоразумие вернуться к своим обязанностям, как если бы ничего не произошло, и постарайтесь своей сдержанностью оправдать всю меру доверия и расположения, оказанного вам властями. II пору, когда повсюду подстерегает предательство, люди, несущие ответственность за безопасность государства, имеют право подозревать всех граждан, а в особенности тех, за кем уже устанавливалось наблюдение. Любой ценой избегайте вращать на себя внимание неосмотрительными речами, это в ваших же собственных интересах. По мере возможности •Вбегайте также отвечать на вопросы, которые неминуемо будут вам задавать, а если все-таки придется, строго придерживайтесь правды: нужно иметь мужество признавать свои ошибки.
— Хорошо, я усвоил. Думаю, теперь вы не скоро обо мне услышите.
— Желаю вам этого, Лажёнесс. Ну, счастливого пути, друг мой.
Было без четверти десять, стояла темная ночь. Проходя улицей Девы-с-Весами (некогда она именовалась улицей Древа Исайи), Леопольд остановился перед домами, располагавшимися напротив тюремной стены, и попытался определить окно, виденное им сквозь дыру в ставне, но безуспешно. Большинство улиц было погружено в темноту. По случаю возвращения первой партии военнопленных муниципалитет предпринял усилия, чтобы хоть частично восстановить уличное освещение, но горожане повыкручивали электрические лампочки на вторую же ночь после их установки. Памятуя о наставлениях директора тюрьмы, Леопольд обогнул улицу Поля Бера, освещенную фасадом кинотеатра, у входа в который толпились с пол сотни зрителей, вышедших подышать воздухом в антракте.
Четверо посетителей играли в карты, и Рошар, стоя позади, с интересом наблюдал за партией. У стойки одиноко и молчаливо допивал свой третий стаканчик марка сапожник из тупика Ажуля. От проехавшего по площади Святого Евло-гия грузовика задребезжали выстроенные рядами бутылки аперитива. За стойкой Андреа читала очередную главу романа с продолжением в «Либерасьон-Эклер», блемонском еженедельнике, когда услышала на кухне чьи-то шаги. Увидев жену, Леопольд приложил палец к губам, предостерегая ее от бурного проявления чувств.
— Посетителям вовсе не обязательно знать, что я вернулся, — сказал он, обнимая ее. — Объясню позже.
Андреа дала волю слезам, и Леопольд терпеливо пережидал этот приступ. Он и сам был взволнован и взирал на подругу жизни с умилением. Овладев собою, Андреа извинилась и принялась было расспрашивать мужа об обстоятельствах его освобождения, но на первый же вопрос он ответил повелительным жестом большого пальца правой руки. Андреа кинулась за литровой бутылью белого. Леопольд опорожнил ее в три приема и приступил к рассказу лишь после того, как сгонял жену еще за двумя литрами. Описывая проведенные в тюрьме черные дни, он перемежал свои впечатления частыми возлияниями. Андреа даже показалось, что вино, от которого он отвык в заточении, слегка ударило ему в голову.
Рнкюпмо Леопольд прервал повествование и потребовал ка-I mi i/т 111 и бумагу. Усевшись за кухонный столик, он написал ili v*i i it но раздумывая:
Сынка тащите, и смываемся украдкой.
Ведь фараоны наступают нам на пятки.
Андромаха:
О боже! Наконец мужчины слышу речи!
Леопольд как раз заканчивал эту строку, когда в дверь коридора постучал мэтр Мегрен. Адвокат пришел извиниться перед Андреа зато, что не смог, как обещал, навестить сегод-IHI у шика. Леопольд пришел в восторг от его изумленного ИИДН И Повторил ради него рассказ о своем последнем вечере и IIOphMC.
I Го вот что самое замечательное: только что, когда я иисекачывал о своих мытарствах старушке, у меня вдруг i нищ как-то горячо в голове, и не подумайте, что я вру, господни Mei реп, но я почувствовал, как у меня отовсюду поперли стихи. Чего проще — мне оставалось только их запи-1'цть, Теперь у меня есть второй стих и — держитесь крепче, ГОСПОДИН Мегрен — уже и третий, не говоря о других, которые поспешают следом. Вы можете объяснять это чем угодно. но факт остается фактом. Послушайте-ка, господин Мег-рен, что я вам сейчас скажу: в тюрьме человек волей-неволей начинает размышлять. Никуда не денешься. В результате я цссь напичкан поэзией. У меня, Леопольда, поэзия в подру-Iих. Она моя настоящая жена. Господин Мегрен, я скажу вам ШС одну вещь. Такую, что сказал бы не всякому. К концу каникул, к октябрю, у меня будет стихов семьсот-восемьсот, и и преподнесу их господину Дидье в качестве сюрприза, чтобы он задавал их учить своим третьеклассникам.