Уран. Роман-реконструкция

— Це так, Алексей, справа наша важлива. Партия нам доверила передовой рубеж — производство материальной базы урана для исполнения Задачи номер один. Только есть и к тебе вопросы. Что ж ты, кандидат в члены, живешь с чужой жинкой? Вот! — Бутко открыл ящик, шмякнул на стол картонную папку. — Котёмкин на тебя жалобу накатал. Пишет, увел ты его супружницу с двумя детьми, а партком бездействует. Ни ухом ни рылом не ведет.

Воронцов опустился на стул. Прежде ему не приходило в голову, что их с Таисией добрососедские отношения могут стать предметом разбирательства начальства.

— Так и накатал — «ни ухом ни рылом»?

Бутко усмехнулся под щеткой усов, но продолжал сверлить глазами, и короткопалая рука выстукивала марш поверх картонной папки.

— Котёмкин з селян, хлопец простый. А нам разобраться треба.

Воронцов отвел глаза. Мельком подумал — отчего повсюду красят доски пола этой ржаво-бурой краской, маслянистой, как засохшая кровь?

— Таисия сама ушла от мужа. Он пил и поднимал на нее руку. И, насколько я знаю, она получила развод.

Бутко кивнул.

— Вот и добре! Оформляй с Котёмкиной законный брак, а мы с директором помиркуем. Обещали — сделаем. Получишь комнату в новом доме, со всеми удобствами, для семьи, — Бутко поднялся, похлопывая Воронцова по спине, провожая к двери. — А то налетив як шулика… Коршун по-нашему.

— Тарас Капитоныч, — Воронцов сглотнул сухой комок в горле. — Еще один вопрос. Мне нужна мобильная бригада. На срочные аварии, на ликвидацию недоделок. Человека три в личное мое распоряжение.

Бутко поскучнел.

— Штат открыть можливо, тильки людей теперь нема. Из ремесленных пришлют человек десять, дай бог, к лету.

— Безобразие! — Воронцов полетел как с горы. — Требуете полтора плана, а людей не даете!

— Де я тоби их возьму? — Бутко сердито выпучил глаза, перешел на сиплый крик, привычный участникам еженедельной планерки. — Напеку як пирожкив?!

— Вы понимаете, что это не шутки? Я срываю специалистов с плановых работ на аварийные участки! — подыгрывая ритуалу, Воронцов тоже закричал, упершись руками в стол. — Хоть заключенных пусть мне выделят! Ведь можно дать бесконвойных!

Бутко задумался на секунду.

— Расконвоированных? Це добре. Можно. Посодействуем.

— Вот и посодействуйте! Напишите запрос Корецкому! Только без этой волокиты, с нарядами за две недели. Чтобы я мог сам перебрасывать их с участка на объекты по необходимости!..

— Вот и напиши, будь ласка. Запрос, обоснование, по форме. А мы посодействуем. Разве же кто против?..

Бутко почти вытолкал Воронцова из кабинета.

В приемной Ниночка подкручивала громкость у радио, передавали тарантеллу. Тут же пролистывал бумаги секретарь комсомольской ячейки Велиор Ремчуков — худой, ушастый, с неприятным взглядом. И кадровичка Ангелина Лазаревна будто поджидала Воронцова. Что ж, ничего невероятного не было в том, что они с Ниночкой подслушивают разговоры через дверь.

— Алексей Федорыч, на базу завезли интересный импортный бостон. Вы можете отовариться. Сходите, отложите себе отрез.

Алексей достал скомканный, забытый в кармане платок, вытер пот со лба. От волнения не понимал смысла разговора.

— Бостон? Это что?

— Это материя, — фыркнула Ниночка. — Из нее костюмы шьют.

— Вы молодой мужчина, интеллигент, а ходите в спецовке, как простой рабочий.

— Ну допустим, я возьму бостон, — Воронцов заметил, что Ремчуков изучает сломанный им карандаш. — А где я сошью этот костюм? Ехать в Ленинград?

— Во-первых, лучше ехать в Ригу, там работает Дом мод с хорошими портными. Во-вторых, скоро и у нас откроется ателье.

— Хорошо, — Алексей внезапно почувствовал, что несправедлив к этим женщинам, не сделавшим и, очевидно, не желавшим ему ничего плохого. — Раз вы говорите, что мне нужен костюм, я обязательно закажу.

Он вышел на свет. Сомнения, мучившие его вот уже несколько дней, с тех пор, как Леонида поставили на разгрузку урановой руды, не только не разрешились после разговора с Бутко, но причиняли еще большее беспокойство. Может ли тот, кто сам чудом выплыл, спасти утопающего ближнего? Не затянет ли их вместе гибельный водоворот? Да и какой ему ближний Лёнечка Май — заключенный, вор, опасный, хоть и социально нечуждый элемент общества?

Воронцов посмотрел, щурясь, в небо, на высоко кружащих чаек, но его отвлек новый приступ кашля. Он сплюнул мокроту и направился в сторону Первого участка.

Лёнька Май

Лёнечка красивый, ладный, хоть в кино снимай. Зубы белые, бережет их в драке. Для их крепости и приятного запаха всегда жует, перекатывает во рту смолистую хвойную веточку.

Волосы у Лёнечки черные, вьющиеся. Бабка смеялась над ним, пятилетним — откуда такой чумазый взялся, может, цыгане подменили? Он спорил, топал ножками в красных сандаликах, хоть знать не ведал тогда никаких цыган.

Лагерникам бреют головы, но блатные имеют поблажки — носят «полубокс», «итальянку» или волнистую челку на глаза, как у Лёнечки. Глаза ему достались от матери — темно-карие, с лиловым стрекозиным отсветом, главное оружие против женского пола.