Логан втиснулся в поток на проспекте, я ехал следом. Немного мучений в переулках — и я въехал следом за Никой в арку на Шильмана. Логанчик резво втиснулся между других машин в асфальтовый «карманчик» около мусорных баков, а я покрутился по двору и приткнулся возле гаражей. Чертыхаясь, я вылез из машины и увидел, как Никешка впорхнула в подъезд. Нихрена не понимаю! А меня подождать она не хочет? Я быстрым шагом рванул к подъезду, но увидел лишь закрывающиеся створки лифта. Еще раз ругнувшись, я бросился бегом по гранитным лестницам на шестой этаж. Выскочил на площадку и обнаружил, что лифт уже приехал. Ники на площадке не было. Совершенно сбитый с толку, я позвонил в квартиру. Тишина была мне ответом. Я окончательно разозлился и от души пнул дверь ногой. Дверь медленно открылась. Я вскочил в квартиру и заорал:
— Ника! Ника, твою мать!
Тишина! Я рванул на себя ближайшую дверь — там кухня и нет Ники. Другая дверь — ванная, тоже пустая, потом… Черт ее подери!
Она выпрыгнула откуда-то из темных закутков старинной мебели и сталинских коридоров, сшибла меня на пол и впилась в меня как пиявка. Любительница удивлять, на этот раз она вдруг продемонстрировала мне воина-завоевателя. Чертова ведьма порвала мою любимую футболку, исполосовала спину, оставила синяки на шее и груди. Короче, изнасиловала меня с особой жестокостью прямо в пятнадцатиметровом коридоре, прямо на холодном и нестерильном паркете, прямо там, где поймала…
Черт, она меня поймала…
Поймала…
Или нет?
Когда все закончилось, я еще какое-то время лежал неподвижно, пытаясь прийти в себя и отдышаться. Ничего не хотелось, даже курить. Даже открыть глаза и посмотреть ей в лицо. Чтобы понять, ловит она меня нарочно или так получилось случайно? Хочет она поймать меня или просто она — капкан, из которого мне не выбраться? Думать об этом было так больно, что я не стал. Тем более, что Ника встала. И пошла в ванную. Я тоже поднялся, покачиваясь, и поплелся на кухню. Закурил, попил тепловатой воды из чайника.
Вода в ванной шумела, в голове шумело тоже. Я встал, подошел к окну и раздвинул шторы, чтобы открыть окно.
Ого! Какая красота! На стекле было нарисовано… ну, мне сложно объяснить… Нарисована красота, вот что. Я разглядывал рисунки на стекле, и даже не услышал, как вошла Ника. А она вошла, чиркнула зажигалкой, и я обернулся на звук.
— Я подам на тебя заявление, Николашка, — улыбнулся я.
— Пошел к черту, Птица, — улыбнулась она мне в ответ.
— Какие красивые рисунки, — решил я спрыгнуть с темы обсуждения произошедшего в коридоре, — Кто рисовал? Ты?
— Нет, — ответила Ника, — это… друг рисовал, — она опустила глаза, и мне стало совершенно понятно, что этот как-бы-друг на самом деле не друг. Умом я понимал, что Ника ничего мне не должна, более того — у такой потрясающей женщины совершенно точно были мужчины, а может, есть и сейчас. Но мысль о том, что это я тут «как-бы-друг», а автор рисунков может приходить в этот дом на гораздо более законных правах, резанула меня довольно больно. Черт! Я все время забываю, что ничего о ней не знаю! И я решил это исправить:
— Ника, — начал я, — ты знаешь, что я ничего о тебе не знаю?
— Знаю, — улыбнулась Ника.
— Так вот, я хочу узнать.
— То есть, тебе мало того, что со мной понравилось, ты еще хочешь знать обо мне? Зачем?
— Хочу.
— Может, я не хочу?
— Почему?
— Дурацкий разговор. Хорошо, что ты хочешь знать?
И я узнал много. Все, что хотел. Ну, почти все…
Вероника Романова родилась, подросла, хорошо училась, ходила в музыкальную школу, поступила в Политех и окончила его вполне пристойно. С третьего курса подрабатывала по специальности, еще на пятом курсе устроилась на постоянную работу. Castle Systems — ее четвертая контора. На четвертом курсе попала в любительский театр под крыло к Виталику, вышла в примы. Не замужем, детей нет. Как-то так рассказала о себе Ника. Но меня интересовало не это. И, в конце концов, она рассказала.