Уравнение с четырьмя неизвестными (СИ)

— Потому что я боялась, что ты такой же, как Дима. Стоп, дай я скажу. Я все скажу. Сама. Не мешай.

Каминский кивнул.

— Я познакомилась с Димой случайно и влюбилась, как в омут головой. Он был всё. Всё — тайна, талант, шарм, секс, всё абсолютно, понимаешь? И я поначалу думала, что он любит меня. Я трепала этим словом, как знаменем. Как я только не объяснялась ему в любви, как только не стелилась перед ним, если б ты знал. И какое-то время все было нормально. А потом он стал меня шантажировать моей любовью. «Или ты сделаешь так-то и так-то, или ты меня не любишь.» Это было вначале безобидно. Я оказывала ему всякие мелкие услуги и не обращала внимания. Потом стало хуже — он уже требовал с меня, как с домработницы. Ну и с секс-рабыни тоже. Я, может, даже благодарна ему немного, он научил меня всему, что я умею в сексе. И поначалу всё это было невинно. А потом хуже. И хуже. И его больше не останавливали мои слезы. Потом он стал меня бить. Я сто раз порывалась бросить его, уйти, забыть, перестать. Но как только я решалась, он затягивал поводок. «Ты говорила, что любишь меня. Когда любят, то прощают. Когда любят, то делают то-то и то-то…» А я не могла ничего ответить ему, потому что он, как раз, никогда не говорил мне таких слов. Самых важных. Тех, что ты сказал мне в курилке Дворца спорта в наш с тобой самый первый разговор. И потом…. Наверное, я все еще любила его. Во всяком случае, когда он исчез, я рыдала. Может, в моих слезах было тогда больше облегчения, но я очень тяжело все это переживала. Очень тяжело.

Каминский притянул меня к себе и обнял. Я благодарно потерлась щекой о его предплечье и снова отстранилась. Мне хотелось объяснить. Высказать все то, что давило на меня все это время. Все, что мешало мне. Нам с Владом.

— Мне понадобилось четыре года, чтобы перестать просыпаться по ночам в слезах, чтобы перестать отскакивать от парней, чтобы снова начать хоть как-то жить. И я твердо пообещала себе, что никто и никогда больше не сделает из меня жертву. Поэтому, когда мне хотелось тепла, я просто снимала какого-нибудь симпатичного мальчика и спала с ним пару раз. Чтобы перебить. И все получалось. Потом появилась Ли. Я бы никогда не подумала, что мне может так снести крышу из-за женщины. Она просто улетная, это правда. Она одновременно и стальная и шелковая. И она четко дала мне понять, что решаю я. Только я. И это был с ее стороны самый верный ход. Лучше, чем рисунки на стеклах. Лучше, чем полет по ночному городу на мотоцикле. Чувство, что решаю только я. Я этим наслаждалась.

Я посмотрела на Влада. Он хмурился и кусал губу. Ему было неприятно про нее слушать. Может, не стоит продолжать?

— Мне не рассказывать больше?

— Нет, говори, я хочу все узнать и все понять. Пожалуйста.

— Хорошо. Ну, так вот. А потом нарисовался Таир. Бог ты мой, что он за мужик! Обаятельный, как черт! Такой лапочка, такой красавец, такой с виду безобидный, как сексуально озабоченный плюшевый мишка. Он пришел на наш спектакль и стал ухаживать за Ведьмой. И не узнал меня в гриме. Так было смешно! Такое приключение! А потом мы случайно разговорились, и выяснилось, что у него раньше была девушка, которая бросила его ради денег. И он тоже категорически не желает никаких отношений. И вот тогда я подумала, что это отличный вариант. Я даже изобрела для этого термин: постельная дружба. Ну и к тому же, он так оттенял Ли. Они были как черное и белое, как сталь и дерево — ледяная Ли, как опасная бритва, и плюшевый забавный Таир, как веселый щенок. У меня был отличный комплект, да. Пока не появился ты. А ты, змей, уже был вариантом посерьезнее. Самое главное – ты певец. И Дима был певец. Когда мы разговаривали там, на балконе, я из принципа решила тебя обидеть. Поманить и кинуть. Просто чтобы убедиться, что никакие чувства надо мной больше не властны. Просто чтобы сделать больно Диме.

Тут Каминский улыбнулся. Чему? Один бог его поймет, этого невозможного человека!