Уравнение с двумя известными

Она. Как с ней можно? Вы думаете, что если вы мне платите деньги, то я за нее рожать буду? И вообще, природа создает женщину, чтобы она продолжала род, а вы с вашей дочерью видите в этом событии только дискомфорт, который ликвидируется за плату. Боль ей снимите, сосуды расширьте, психику притушите, да еще и замечаний не делайте! А что же она сама будет делать?

Он. Ну, ни для кого не секрет, что в роддомах отношение безобразное. Каждая вторая женщина и каждый второй ребенок травмированы по вине персонала. И каждый нормальный человек вынужден заранее договориться с врачом и заплатить ему. И ожидает после этого нормального отношения!

Она. Когда женщина правильно себя ведет и правильно к этому относится, ей никакого персонала не надо. Роды самый физиологический процесс. За границей полицейские принимают роды.

Он. Так вы хотите сказать, что я плачу деньги за…

Она. Вы платите деньги за то, чтоб успокоить свою совесть. Мы, дескать, сделали для своей девочки все, что полагается.

Он. Ну хорошо. А вы за что их берете?

Она. Я их беру за то, что буду с помощью окриков и медикаментов делать то, к чему физиология и так двадцать пять лет готовилась.

Он. Вы так говорите, как будто речь идет о нормальных родах на нормальном сроке.

Она. Двадцать девять недель – ребенок жизнеспособный. Ему безопасней два месяца находиться в боксе, чем в легкомысленной маме.

Он. Так, по-вашему, недоношенный ребенок – это даже хорошо?

Она. Да уж чего хорошего? Но теперь-то выбирать не приходится.

Он. Между прочим, это произошло после того, как вы ее, как вы выразились, «оборали».

Она. Это произошло еще и после того, как она подняла четырехкилограммовый арбуз.

Он. Вы напугали ее. Вы сказали, что у нее родится неполноценный ребенок. А перед вами была измученная, взбудораженная, неадекватная беременная женщина.

Она. Вы хотите сказать, что я ей спровоцировала преждевременные роды?

Он. Нет, но…

Она. Закончим этот разговор.

Пауза.

Он. Простите, я говорю ерунду, просто я очень нервничаю.

Она. Если вы не в состоянии держать себя в руках, могу дать успокаивающую таблетку.

Он. Не надо.

Она. Мне кажется, что за деньги, которые у вас в кармане, я не обязана выслушивать подобные вещи.

Он. Да бог с ними, с деньгами. Мы интеллигентные люди, и оба понимаем, что это условность, пароль, если хотите…

Она. И из-за этой условности я вскакиваю в три часа ночи после суток дежурства и еду с вами?

Он. В конце концов, никто не знает какие роды счастливей – платные или бесплатные.

Она. Вы же сами сказали, что это ни для кого не секрет.

Он. Как вас зовут?

Она. Меня зовут – врач акушер-гинеколог.

Он. Ну, как хотите.

Пауза.

Не гоните так, дорога мокрая.

Она. Если вы так боитесь, можем идти пешком.

Он. Вы мне напомнили одну девушку…

Она. Возможно.

Он. Девушку, которую я очень давно знал и уже не рассчитывал когда-нибудь увидеть…

Она. Почему?

Он. Вам, наверно, неинтересно.

Она. Интересно.

Он. Она… Да, это была глупейшая история. Под конец выяснилось, что она несовершеннолетняя.

Она. Под конец чего?

Он. Под конец истории.

Она. А у истории был конец?

Он. Был. Она забеременела, но рожать отказалась. А я не имел права бросить жену с дочерью.

Она. Пожалуй.

Пауза.

Он. Ты хочешь сделать вид, что ты меня до сих пор не узнала?

Она. Я? Я узнала тебя. Я тебя нутром почувствовала. Время хорошо над тобой поработало. Ты был другой. У тебя все было другое: голос, глаза, жесты.

Он. Постарел?

Она. Нет, просто – другой.

Он. Пятнадцать лет…

Она. Четырнадцать с половиной.

Он. Как ты живешь?

Она. Прекрасно. А ты?

Он. Я? Я – хорошо. Ну что я, ты-то как?

Она. И я – хорошо.

Он. Нет? Ну правда?

Она. Да, все нормально.

Он. Ну как нормально?

Она. Да нормально. Диссертацию вот сделала, лекции читаю, машину купила. Все нормально. Все как у людей.

Он. Понятно.

Она. Так это, значит, твоя рожает? Здорово! Сколько ей тогда было? А почему Борисова? А, ну да, по мужу. Ужасно противная девка! Я ей говорю: у вас многоводие! А она мне: я совершенно здорова, просто вы хотите снять с себя ответственность.

Он. Ну конечно, она не сахар, а сейчас вообще невменяемая, но ты тоже хороша!

Она. Если я недостаточно хороша, я могу развернуться и поехать спать.

Он. Не пугай!

Она. Я не пугаю.

Он. Так что было дальше?

Она. После конца истории?

Он. Да.

Она. Ты отвез меня в захудалую больничку. Акушерка сначала сказала все, что обо мне думает, потом надела на меня огромный застиранный халат со штампом на груди и посадила в очередь. Передо мной было восемь женщин. Они заходили в операционную по одной, и я слушала их крик. Одни сначала держались, а потом расходились, а другие сначала кричали так, что хотелось умереть, а потом выдыхались и уже орали формально. Их выводила санитарка со злой физиономией. Их шатало, они были странные и оглушенные. А глаза у них были пустые, как у античных статуй. Я сидела ледяная от страху, а когда до меня дошла очередь… (Пауза. Она закуривает.) Я струсила. Я убежала…