Скорей всего, вражда быстро угасла — едва преследуемые и преследователи оказались под чужим небом. По крайней мере тот факт, что часть варягов-руси носила скандинавские имена, свидетельствует именно об этом. А вот ближайший сподвижник Рюрика — Синеус, севший чуть позже на княжение в Белоозерье, обладал подходящим для казачьего атамана прозвищем. Батька Синеус — звучит вполне по-запорожски…
Кстати. Есть широко известная картина художника Лебедева «Свидание Святослава с императором Иоанном Цимисхием». Надо сказать, что князь Святослав (внук Рюрика) с этой картины вполне мог бы занять место на другом полотне — «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» — и ничем бы не выделялся среди прочих персонажей Репина. Те же длинные висячие усы, тот же оселедец на бритой голове, — типичный запорожец. А Лебедев изобразил Святослава не абы как, но следуя описанию современника князя, византийского историка Льва Диакона:
«Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с густыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны её свисал клок волос — признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамлённым двумя жемчужинами».
Отметим, что серьгу в ухе (именно в одном) в семнадцатом веке носили и донские, и запорожские казаки. Причем серьга в левом ухе означала: ее обладатель — единственный сын в семье, а ни единого слова о братьях и сестрах Святослава в летописях нет, он был единственным ребенком князя Игоря. Все сходится.
Но вернемся от живописи к истории отряда казаков-черкасов, негаданно оказавшихся в собственном прошлом.
Вполне логично, что среди честной компании после такого потрясения начался разброд и шатания. И — произошел раскол.
Меньшая часть запорожцев-руси — во главе с Аскольдом и Диром (скорее всего, это искаженные прозвища, а настоящие имена их другие[3]
) — почти сразу двинулась на родной Днепр. Понятное дело, Сечи они там не обнаружили, захватили власть в небольшом тогда Киеве и занялись любимым и знакомым делом — пиратством на Черном море. Причем замахнулись сразу на Стамбул (тогда еще Константинополь) — донельзя обрадовавшись отсутствию турецких эскадр, в семнадцатом веке нещадно охотившихся на запорожские суда…Большая же часть — во главе с Рюриком, Синеусом и Трувором — осталась на севере. И они тоже занялись привычным делом — грабили приильменских славян, а заодно и живущие в окрестностях финно-угорские племена. Те не стерпели, объединились — и вышибли пришельцев обратно к побережью Финского залива — не помогло превосходство ни в оружии, ни в боевой выучке… Однако уже через год победители настолько перегрызлись между собой, что пригласили русь обратно… Навести порядок и княжить… Те пришли, и стали княжить — но вот отчего-то им не княжилось на северо-западе. Тянуло к Запорожью со страшной силой… Обратный путь занял двадцать лет. Кстати, никто из норманнистов так и не объяснил, почему Рорик Ютландский (если он и Рюрик Русский — одно лицо), а после его потомки и соратники так рвались на юг, к Днепру. Рорик, по идее, будь он скандинаво-германского происхождения, тосковал бы по Европе…
Вопрос ОП: если запорожцы — сиречь варяги-русь — были столь ярыми сторонниками православия, то почему начали христианизацию вновь созданной державы лишь спустя век после ее образования?
Ответ: но ведь в конце концов начали! А Париж, как известно, стоит мессы… Да и весьма сомнительно, что в странствующем таборе запорожцев были священники, способные провести столь масштабное мероприятие. Недаром впоследствии пришлось обращаться к греческим специалистам… К тому же христианизация Руси, предпринятая Владимиром «Святым» — правнуком Рюрика — была самой масштабной, но отнюдь
Татищев, к примеру, насчитал ни много, ни мало — шесть крещений славян и Руси! Причем попытку епископа-латинянина Адальберта Татищев не учел — явно из политических соображений XVIII века, хотя во времена Адальберта разделение церквей еще не произошло…