Урбанизатор (СИ)

Дикарь, в представлении евро-американцев, может быть двух сортов: или простодушный и благородный, как у Вольтера, или злобный и кровожадный, как во множестве авантюрных романов. «Последний из М…» — даёт образцы обоих направлений.

В 20 веке, после распространения многозарядного и скорострельного и, впоследствии — толерастии и общечеловекнутости, образ сместился в «под Миронова»:

«Там живут несчастные люди-дикари
На лицо ужасные, добрые внутри».

Схемы. Очень примитивные, бездушные. В мировой литературе найдется едва ли пяток книг, в которых видны личности, характеры, индивидуальности местных «диких» жителей. Шекспир с Калибаном, Льюис Генри Морган, Нажин Мато и его «Мой народ Сиу»…

Почему? Почему чувства львицы или семьи волков можно описать более ярко, реалистично, выпукло, чем похожих на нас хомосапиенсов в сходных с хищниками условиях?

Или дело не в талантах пишущих, но в предрассудках читающих? Читая живое описание аборигена, «цивилизованный» человек видит в «простодушном» или в «кровожадном» самого себя? В его «примитивных суевериях» — свои «духовные ценности»? В «диком разврате» — свои «брачные церемонии»? В «снятии скальпа» — «карьерный рост»? Те же цели, эмоции — чуть другие методы и средства.

Сходство, вызывающее страх и отвращение.

Инстинктивное биологическое свойство, препятствующее в природе смешению с близкими видами. И — тиражированию книг, в которых люди — такие же как мы! — думают и ведут себя иначе. «Иначесть» «таких же» — пугает и возмущает. Ибо применительно к «таким же, но иным» — модели предполагаемого поведения окружающих, которые мы строим в своём мозгу, часто — инстинктивно, оказываются ложными.

— Я думал, что он достанет «Мастеркард», а он вытащил томагавк!

Я — дурак? — обидный вопрос.

Я — не дурак! — опасное утверждение, если оно не обеспечено конкретными знаниями.

Дурак — не я! — близко к оскорблению.

А ведь в этих трёх фразах и крутится мышление человека, который обманулся в своих ожиданиях. В ожиданиях относительно «таких же, но других».

«Депресняк» и «бздынь» — Сцилла и Харибда всякого попандопулы, эмигранта, просто — путешественника. Если он не понимает — и не хочет понять! — аборигенов. «Ах, они такие… странные!».

Дальше, обычно: «они такие тупые!». И варианты: «Тупые-тупые! И злобствуют!». Или: «Дураки полные! Но мирные». Последнее — экстремум доброжелательности.

Я это проходил в первой жизни. И стараюсь, несмотря на разницу в одежде, виде, языке, обычаях… рассмотреть в каждом конкретном персонаже, не схему — «благородный/кровожадный» — живого человека. Старюсь запомнить их имена, лица, родственные связи, предпочтения и неприязни. Смотреть им в глаза.

От этого пухнут мозги, и раскалывается голова. Но это — важнее порохового и нарезного. Потому что эти люди и их дети и будут направлять любое пороховое. От них будет зависеть — в кого стрелять.

Связка неумирущая и всегда актуальная: не понял — помер.

* * *

Через день поутру — в обратную дорогу. Обоз в полсотни саней и волокуш. Ну и как эта махина будет двигаться? — Известно как — ме-е-едленно. Николаю всё мало — два здоровенных амбара набили барахлом, но он всё хочет всунуть в сани. Не вывезти. В первую очередь берём цветной металл, боевое оружие, меха. И — люди. По сути — тех, кто сам захотел. Потому что остальных — некуда.

Чуть арифметики: в первый день боёв у мари было семь сотен бойцов, примерно пять сотен глав малых семей-«ешей». Остальное — молодёжь и бобыли. К нашему уходу — осталось чуть меньше трёх сотен глав этих «ешей». Итого: с полсотни осиротевших, потерявших кормильца семей и полторы сотни семей «дезертиров». Последних — надо будет найти, сыскать по этим заснеженным лесам, притащить ко мне.

Что порадовало: большинство осиротевших семей тут же вернули в «нормальное состояние». Всё-таки, «круговая порука», племенная взаимопомощь, особенно в условиях дармовой раздачи «наследств» — брошенных селищ и угодий — могучая вещь. Почти всех живых бобылей тут же переженили. На свежих вдовушках.

О-ох…

Веру приняли? — Изволь по вере.

А Аггея-то нет! А без него — ну совершенно не кошерно!

У иудеев проще: два свидетеля, правильные слова, парочка разбитых стаканов… Раввин не нужен.

А у нас-то… По закону божьему — нельзя. И отложить нельзя! По закону психологии.

«Поданная команда должна быть безусловно исполнена. Или — не командуй».

Что «нельзя по закону божьему» — неправда. В русском обычае вплоть до 19 века, для почти всего православного населения важнее помолвка. После неё во многих местностях «молодые» начинают жить вместе. Я об этом уже… Но объяснять это язычникам здесь… Как тыкать в Рублёвскую «Троицу» с тремя нарисованными мужчинами и втолковывать:

— Это всё — один бог. Стакан-то один. Видите?

Вот я заставил их поклясться, что они примут «веру христову». С этого момента, везде, где должен быть христианский обряд — он должен быть. Обязательно. Я не могу сказать:

— Да ладно, я пошутил.