Урга и Унгерн

– Через три недели выдвинемся, чтобы наверняка не встретить гаминов. Мало ли что их может задержать в пути. Сегодня же, без промедления, явись к барону с докладом о делах улясутайских, он будет рад услышать новости о том, что на западе, по крайней мере, все теперь спокойно.

Вечеря

После беседы с Рерихом я дождался вечера и пришел к барону с докладом. Унгерн задумчиво восседал в своей юрте, разложив перед собой карты. Его желтый парадный тарлык уже не выглядел новым, был засален и протерт на локтях, – очевидно, барон носил теперь его как повседневную одежду и снимал крайне редко.

Генерал Азиатской конной без интереса слушал мой доклад, безучастно кивал, не поднимая глаз от карт. Возможно, он был не в духе, по этой причине я не углублялся в детали и старался тезисно излагать самую суть событий. Закончив доклад, я умолк. Барон, казалось, этого не заметил, продолжая работать с картами, и в юрте на некоторое время воцарилась полная тишина, нарушаемая лишь треском горящих в чугунной печке дров. Так прошло несколько долгих минут. Унгерн свернул карты, сложил их в деревянный ящик от патронов и накрыл брезентом. Подойдя ко мне вплотную, он стал пристально глядеть в мои глаза, и этот знакомый мне ритуал продолжался не меньше минуты.

– Про Оссендовского почему не рассказываешь? – спросил барон и кивнул на расстеленную в юрте кошму, предлагая мне сесть.

Очевидно, кроме доклада, у Дедушки был ко мне и какой-то разговор.

– Генерал Резухин в Ван-Хурэ упомянул, что вы Оссендовского забрали с собой в Ургу. Я знаю этого поляка весьма поверхностно, но не составляет труда догадаться, что сам он уже успел рассказать о себе значительно больше, чем о нем смогу рассказать я.

Впервые за время нашей сегодняшней беседы барон улыбнулся. Он подогнул ноги и ловко опустился на кошму, держа руки перед собой и не опираясь на них. Таким виртуозным манером усаживаются кочевники.

– Тип, конечно, болтливый до чрезвычайности, и любопытство у него нездоровое. В другое время я бы, пожалуй, передал его для допроса Сипайло, но теперь он может быть весьма полезен. Оссендовский рассказал мне свою версию событий в Улясутае, она во многом перекликается с твоим докладом. Есть разница в деталях, но тебе, как начальнику собственного штаба, я доверяю больше, чем этому прохвосту.

– Вы меня извините, барон, но я не могу понять, чем это может быть полезен Оссендовский? Он только путается под ногами и разносит сплетни, толку от него в Улясутае было немного.

– Он писатель и журналист. Мечтает стать моим биографом. У меня никогда не было биографа. В своей короткой, но богатой на события жизни я не вижу ничего интересного, однако мне кажется, что потомкам будет полезно узнать о том, что творилось в Халхе и какой ценой она получила свою независимость. Во всем, что теперь происходит, есть доля и моего участия, и я готов брать на себя ответственность за происходящее и хочу поделиться с потомками своим видением истории. Очень скоро в роли генерала Азиатской конной я покину этот мир, оставив после себя лишь лоскутный шлейф мифов и анекдотов. Появятся многочисленные очевидцы моих подвигов и свидетели моих злодеяний, которые опишут в красочных деталях то, что происходило на самом деле, а чаще то, чего не происходило вовсе. Так уж устроена человеческая природа. Оссендовский в роли биографа мне подходит значительно больше других, потому что он существо инородное, не заинтересованное в значительном искажении правды в каких-то личных целях. Он не станет себя выгораживать, наговаривать на других, приврет, конечно, и нагонит мистики, тут уж я бессилен, но потомки отсеют зерна от плевел и сумеют сквозь годы услышать мое послание.

Откровения Дедушки меня удивили до чрезвычайности. Биограф, послание, покинуть мир… Все это было как-то необычно. Я решил не перебивать Унгерна, выслушать этого странного и, как мне показалось, чрезвычайно одинокого человека со столь необычной судьбой.

– Я скоро умру. Умру для этого мира, покину его без сожалений. Мне еще предстоит сделать кое-что, но большая часть пути уже пройдена. Монголия не нуждается больше в боге войны, она стала свободной, а это значит, что я должен уйти. Сегодня будет особенный вечер, наполненный воспоминаниями, вопросами, ответами, удивительными событиями, знамениями и загадками. Ты волен провести его в моей компании не в роли начальника штаба, а как мой гость. Неволить тебя не стану. Если пожелаешь, можешь отказать мне в этой просьбе, что, разумеется, не повлечет за собой никаких последствий. Тебя я считаю человеком честным, хотя и чрезвычайно скрытным, а я ценю в людях честность наравне со смелостью. Полагаю, что оба эти понятия очень тесно связаны, так что независимо от твоего выбора тебе с моей стороны ничто не угрожает.

Все сказанное бароном было полной неожиданностью. Он разжег мое любопытство и польстил своим доверием. Я не мог отказать в странной просьбе стать его гостем на сегодняшний вечер и свидетелем каких-то таинственных событий.