Уроборос

Егору всегда было жаль мужчин. Женщины тоже были достойны сожаления, но их он, скорее, не понимал и опасался. Он чувствовал ту лютую ненависть к мужчинам, которую они поколениями несли в своей крови. В молодости Егор удивлялся, наблюдая за тем, как совсем юные девушки, перепив портвейна, превращались в злобных фурий. Они явно еще не успели настрадаться в собственной жизни, но уже были полны слез и жажды мести. А отомстить они могли страшно. Многие в силу глупости порой просто не знали, на что способны.

Много лет назад мальчик, учившийся в параллельном классе с Егором, покончил собой. Лег одетым в ванну и вскрыл себе вены. Ни предсмертной записки, ни каких-то причин — с кем-то поругался, поссорился, родители наказали. Ничего. Но Егор знал, что случилось. Тот парень ухаживал за девицей из их класса. Наглая шалашовка то приближала его, то отталкивала. А потом пустила, наконец, к себе в постель. Он разделся, и она покатилась со смеху. Егор случайно услышал, как наутро, хихикая, как мерзкие гиены, они с подружками обсуждали член мальчика. Она называла его кривым, косым, маленьким и уродливым. А мальчик уже лежал в кровавой ванне…

Егор тогда долго вынашивал планы мести и прикидывал, как наказать мерзавку, но вскоре автобус сбил ее мать, и вся семья переехала в другой район. Дело было закрыто.

Чем больше Егор узнавал женщин, тем больше запутывался. Как подушка пером, они были набиты странностями. Раз в месяц страдали, истекая ненужной кровью. Их жизнь сопровождали истерические припадки, ложные беременности, зависть, ревность, фригидность, депрессия. Вечная борьба с весом и возрастом, крашеные волосы, крашеные губы, ногти, кое-кто даже соски себе красил. Каблуки, корсеты, секреты. Они были способны с помощью подручных средств перехитрить саму природу, не то что обмануть мужчину. Те из них, кому не хватало колдовства и фантазии, были достаточно безрассудны, чтобы лечь под нож. Но этим важнее было обманывать самих себя.

В юности они снились ему по ночам: пьяная Мэрилин Монро, гуляющая по квартире голой, стокилограммовая Мария Каллас, глотающая глистов, Фрида Кало, истязающая свое тело ненужными операциями, графиня Батори, плавающая в крови девственниц, Эдит Пиаф с бутылкой, Дженис Джоплин с косяком, Медея с трупами, смерть с косой. Женщины казались Егору куда интереснее мужчин, но порой внушали ему ужас. Они были заодно и шли плотным строем. И кровь, которую они теряли каждый месяц, объединяла их племя.

В детстве у него была своя героиня. Жанна. Орлеанская дева. Она виделась ему стройной девушкой с рыжими волосами. Она была безрассудна и смела, потому что не знала, чего бояться. Она и себя не знала, зато слышала голоса. У нее были сила, отвага, божий дар и промысел, и не было матки. Жанну не привлекали мужчины, но она стала повелевать ими. Однажды им это надоело, и они сожгли проблемную деву. Она приходила к Егору во снах. Садилась у кровати, опиралась на свое копье и тихим голосом пела какую-то печальную песню. Егор думал, эта уж точно жалела, что у нее нет члена. Хотя разве здесь что-то можно было сказать с уверенностью? Их кровь мешалась столетиями, ангелы грешили с демонами и, глядя на свою очередную подругу, Егор только гадал, что и как сошлось в ее родословной. Озадаченные неизвестным, мужчины сами порой становились немного безумными. И за свое безумие и страх они жестоко мстили.

Постепенно всевозможные Маши и Оли, ничем не выдающиеся, но тоже способные внести свое слово в дело феминного макабра, навели Егора на мысль, что за их хитростями, слабостями и слезами стоит жестокий расчет. Узнав многих поближе, Егор понял, что собственноручно дописал бы несколько глав к «Молоту ведьм».

С мыслью о ведьмах он вошел в подъезд своего дома и вызвал лифт. Вместе с ним в кабину вплыла соседка с пятого этажа, силиконовая телка с резиновыми губами и сиськами. Надменно процедила приветствие. Ну конечно, этот мир давно лежал у ее ног. «Трахнуть бы тебя сейчас прямо здесь, в этом лифте», — вдруг подумал Егор, склоняясь в преувеличенно подобострастном полупоклоне. Задрать так, чтобы все лишние жидкости брызнули на отполированные стены. Чтобы повисла и обмякла, как тот сдувшийся и бесполезный пошлый лев на проводах. Он громко попрощался. Стуча каблуками, ведьма царственно удалилась, унося на себе дохлого песца и неоправданные мужские ожидания.

Егор покрутил носом, принюхиваясь к пряному запаху неизвестных духов. Он всегда честно пытался понять, в чем их секрет. В чем фокус избранного положения? Где проходит грань между поклонением и отвращением? Как устроен их разум? Почему «да» и «нет» ничего не значат, а горькие слезы приносят облегчение? Они способны изводить молчанием, но не дай бог, если они откроют рот. Их нельзя бить, нельзя повышать на них голос, им надо уступать место, пропускать вперед, давать дорогу, прислушиваться, что скажут, догадываться, о чем подумают.