Уроборос

Черт… Не ожидала, что меня так неприятно заденут ее последние слова. Честное слово, мне все равно, с кем сейчас спит Дойлен. Я бы не обиделась, если бы Ирка заарканила его, а не его сына. Но Надин… Не-е-ет, мне сейчас только дурацкой ревности не хватало. Я его с трудом выношу в последнее время, не говоря уже о каком-то чувстве. Страсти в духе «Собаки на сене» превратят в кошмар и поставят под вопрос любые шансы на выживание.

Хм… Но я же могу решить проблему радикально. По договору Дойлен обязан выполнять мои… пожелания, не так ли? Попрошу не вестись на эту дамочку, только и всего. Неприятная она. Скользкая, как угорь. Артефакт ей нужен. Конечно же, чтобы домой вернуться. Ага. Верю. С такой не только спать, но и вообще находиться в одном помещении опасно.

Я убрала сферу тишины, и на нас обеих обрушились звуки заоконной жизни. Судя по возгласам, заботливый отец согнал кого-то с велосипеда. И этим «кто-то» был не Инген, а его братец Энгит. Вот уж чего не ожидала, так это его возни с велосипедом. Ничего, приехал строгий папа и сейчас выстроит сыновей на плацу… то есть во дворе. То есть уже выстроил… Пора выходить на крыльцо, пока папаша не вручил деткам по зубной щетке и не послал заниматься уборкой территории.

3

Вот что он умеет лучше всех, так мгновенно ориентироваться в обстановке. Посторонние лошади, глубокие следы от тяжелого транспортного средства и наличие заспанных солдат на заднем дворе сразу навели его на правильные мысли.

– У нас гости? – негромко поинтересовался он.

У нас… Хорошо сказано, дорогой сосед. Браво.

– Поосторожнее с ней, – предупредила я. – Она из моего мира, но тут уже давно.

– С кольцом? – и вопросы «в лоб» он тоже умеет задавать лучше всех.

Я молча кивнула, скосив глаза на открытую дверь.

– Не советую с ней сближаться, – совсем уже шепотом сказала я. – Змея.

Ответом мне был ну очень странный взгляд. Если бы я его совсем не знала, приняла бы это за лукавство. Но я его немножечко знаю. Не умеет он лукавить. Физически не умеет.

– Да, мальчишкам я свой велосипед сама дала, пусть катаются, – добавила я громче, спиной чувствуя, как братцы чуть не запрыгали от восторга.

– Сядут они тебе на голову, – проворчал Дойлен, больше для порядка, чем из недовольства. И снова одарил меня тем же странным взглядом. – Представь меня гостье, будь добра.

– А своего спутника ты представить не хочешь? – Я только и успела бросить один быстрый взгляд назад, на спешившегося «мутного типа»… и оторопела.

Блондин. Голубоглазый дикарь-северянин. Крепкий широколицый дядька на вид лет пятидесяти, в ошейнике раба, в потертой до неприличия кожаной куртке, аналогичных штанах и прохудившихся сапогах, но с длинным ножом за поясом. И смотрит как… как равный.

В княжестве не бывает таких – свободных даже в рабском ошейнике…

– Попозже, – хмыкнул дорогой сосед, заметив мою оторопь. – Никуда он не денется, подождет.

Он ничего не сказал по поводу моего иномирового наряда, только глазами дыры на мне протирал. Было бы на что глазеть-то, тут в моде маленькие круглые пышечки, а не долговязые велосипедистки. И… мне было откровенно неприятно такое отношение. Здесь колдуньи обладают ровно теми же правами, что и колдуны. Магия уравняла сильных и слабых, сыграв роль изобретений полковника Кольта и лейтенанта Калашникова. Ведьмак, поднявший руку на жену, рискует получить боевым заклинанием в лоб, оттого ведьмы и магички так самоуверенны. У простецов все как обычно: баба – вещь. Поэтому мне не нравится этот взгляд. Смотрит вот именно как на предмет. Пусть экзотический, доставшийся дорогой ценой, пусть своенравный, но все-таки не заслуживающий права быть равным. И ведь понимает, за что получил отставку. Понимает, но все время наступает на те же грабли.

Что за человек, а?