Урочище смерти

Другие деревья здесь тоже не росли, кроме одного – огромного, раскидистого, стоявшего в отдалении и смутно видимого. Колюня пошел к нему, толком не понимая, зачем идет.

Шагалось как-то не так… Он опустил взгляд и увидел свои голые волосатые ноги. Ни обуви, ни одежды на нем не осталось. Вернее, не на нем, а на этой его половине, при том, что Колюня в буквальном смысле кожей ощущал, что все его шмотки на теле, а кроссовки на ногах. И одновременно шишки чувствительно кололи босые ступни. Точно сон, в жизни так не бывает.

Дерево оказалось старой березой, тоже мертвой, как и все здесь. Ветви ее клонились к земле, увешанные рукотворными «плодами». Бутылки из темного стекла, судя по форме, из-под игристых и шампанских вин, и были их сотни, если не тысячи. Ни единой этикетки Колюня не разглядел, однако пробки все были на месте, – не закреплены проволокой, не замотаны фольгой, как полагается, просто вколочены в горлышки.

Такое зрелище и наяву не удивило бы Колюню: ну развесил кто-то и зачем-то бутылки, ничего интересного. А во сне вообще глупо чему-то удивляться.

Он стоял в десятке шагов от березы, без любопытства на нее пялился и размышлял, как бы половчее проснуться. Сон Колюне не нравился. Скучный. Ничего не происходит и заняться нечем.

И тут он почувствовал, что кто-то его разглядывает. Пялится в спину. Обернулся – никого, но ощущение чужого взгляда не исчезло, кто-то глазел из ниоткуда, из пустоты.

За спиной раздался резкий хлопок. Колюня прыжком развернулся и увидел, что пробка из одной из ближних бутылок исчезла, над горлышком вьется легкий белесый дымок, – словно и впрямь сейчас хлынет пенная струя вина.

Вино не хлынуло. Вместо того хлопнула еще одна бутылка, затем еще, затем хлопки слились с сплошную канонаду, вылетевшие пробки сыпались вокруг Колюни.

«Пальба» длилась недолго и вскоре начала стихать. В салюте поучаствовали далеко не все бутылки, меньшая часть, несколько десятков, наверное.

Колюня даже слегка обрадовался, что в его скучном сне начало хоть что-то происходить, и решил подойти к дереву, проверить, что налито в стеклотару, не могут же пробки вылетать сами по себе…

Не успел, почувствовал под ногами какое-то шевеление. Он стоял на крохотном холмике, и по тому словно бы пробегали легкие судороги, для глаза едва заметные, но хорошо ощутимые ногами. Колюня присмотрелся – повсюду вокруг происходило такое же чуть заметное шевеление.

Затем, как по сигналу, непонятный процесс резко ускорился. Холмик содрогнулся (Колюня еле устоял на ногах), его расколола черная трещина, в глубине что-то белело. Он не успел присмотреться и понять, что там. Белое буквально выстрелило наружу, и оказалось лишенной плоти рукой, и костяшки пальцев вцепились в лодыжку, – сильно и больно.

«Нахер, просыпаюсь…» – подумал Колюня, а рука уже вытягивала из-под земли весь скелет, показался оскаленный череп.

Даже во сне не стоит дожидаться, когда в тебя запустят зубы. Колюня рванулся изо всех сил, – освободился и побежал. Костяные пальцы продолжали стискивать запястье, следом волочилась, скребла по лишайнику лучевая кость, но избавляться от сюрного украшения было некогда: отовсюду тянулись из-под земли мертвые руки, и бело-костяные, и покрытые кусками разлагающейся плоти, – тянулись, старались схватить. Этим мертвецам было не за что ухватиться, и у них не получалось так споро выбраться, как у первого. Но они упрямо выцарапывались, выскребались из земли.

«Проснуться, проснуться, проснуться…» – твердил себе на бегу Колюня, но вернуться в явь никак не получалось.

Он постоянно менял направление, уворачиваясь от цепких грабок, – но отчего-то каждый раз впереди оказывалась увешанная бутылками береза. При таких раскладах Колюня должен был давно до нее добежать, – но, странное дело, береза словно бы отступала, и при этом становилась все больше и больше. Крона нависала где-то высоко-высоко над головой, выше любого небоскреба, ствол необычайно раздался в толщину, стал как у натурального баобаба.

Мертвецы не теряли времени – один выпростался из земли, второй, третий – и все ковыляли к Колюне, не быстро, но целенаправленно. Он наддал, и добежал-таки до дерева, и буквально уткнулся лицом в бересту, и подумал – неизвестно отчего и почему – что мертвецы за ним сюда не придут.

Береза уже раздалась сверх любых отпущенных для деревьев пределов, натуральная башня, не вдруг и обойдешь. Мертвецы и впрямь сюда не шли, столпились в отдалении, словно будучи не в силах перешагнуть невидимую границу.

Колюня облегченно перевел дух, но тут же снова почувствовал на себе чужой внимательный взгляд.

«Гляди, хер с тобой, за погляд денег не…», – подумал он и не успел закончить мысль: неведомая сила стиснула, подхватила, поволокла вверх.

Мимо мелькали ветви, вымахавшие потолще иных деревьев. И бутылки, тоже выросшие пропорционально березе. Над открытым горлышком одной из них оказался Колюня, и двинулся туда головой вниз, и сообразил, что вполне протиснется, окажется в стеклянной тюрьме. Он широко раскинул руки, уперся в края, – но получил лишь коротенькую отсрочку.