Мэдин не верил самому себе. Его действительно трясло от гнева и негодования. Он не видел ее десять лет, но за пару часов ощутил все с самого начала. Их детскую дружбу с глупыми шутками и приключениями, юношеские страсти и, главное, тот момент, когда она точно так же отвергла его десять лет назад. Тогда он, семнадцатилетний мальчишка, решился говорить с женщиной не как принц, не как обладатель каких-то прав, и внезапно узнал, что он дурак и эгоист, глупый ребенок, который ей, двадцатидвухлетней даме, просто не нужен. Теперь он испытал ту же горечь, но ему стало смешно от собственной беспомощности и, улыбаясь, он снова поймал ее за руку и притянул к себе. Лен-Фень хотела возмутиться, но не успела сказать и слова. Ее просто заткнули поцелуем, и все сопротивление тут же закончилось.
Она поддалась ему, лаская губами его губы, позволяя их языкам соприкоснуться. Она сама обняла его и впилась ногтями в его плечи, выгибаясь под его руками.
Она с большим трудом оторвалась от его губ только для того, чтобы скользнуть с ним в одну из комнат.
Это была маленькая коморка с травами на стенах и множеством банок на полках. Закрывая дверь, она быстро задвинула щеколду и сама буквально набросилась на Мэдина, не просто целуя, а кусая его губы в кровь, срывая с него уже опостылевший ей красный жилет.
- Как же я тебя ненавижу, - прошептала она, позволяя ему одним движением стянуть ее платье и выбросить куда-то прочь.
Ей было все равно куда. Она тяжело дышала, кусая мочку его уха, пока его губы скользили по ее шее, царапала его плечи, пока его руки буквально изучали ее тело в темноте. Она была крупной женщиной, но толстой ее сложно было назвать. Пышная грудь едва помещалась в руку наследника и была столь мягкой, что напоминала лучшую из перин. Ее талия, широкая, но все же отчетливая, переходила в покатые бедра. Мэдину нравились такие формы. И женщины с характером ему тоже нравились.
- Не надо прелюдий, - шептала Лен-Фень ему в ухо. – Просто возьми меня.
Ее шепот был прерывистым и жадным.
Мэдина уговаривать было не нужно, он махнул гривой своих черных волос, прижал ее к запертой двери и, подхватив за бедра, приподнял, забрасывая ее ноги себе на поясницу. Она же успела руками скользнуть в его штаны и подвести головку возбужденного члена к влажноватому входу. Ему оставалось лишь качнуть бедрами, чтобы войти в нее, что он и сделал, победно улыбаясь.
- Наконец-то, - прошептала Лен-Фень, мешая слова со стоном.
Она первая качнула бедрами, запуская руки в черные волосы до боли сжимая их, и жадно целовала в губы.
Они стремились друг к другу. Поначалу она была слишком тугой и недостаточно влажной, но с каждым движением все больше изливалась соком желания, все больше сжимала его внутри. Он нервно мял ее бедра, впиваясь пальцами в кожу с такой жадностью, что грозился оставить синяки. Она извивалась. Стонала. Кусалась. Шептала то о ненависти, то о любви. Он, тяжело дыша, оставлял полоску округлых багровых пятен на ее шее и ключице.
- Отдай мне все, - прошептала она, приближаясь к пику наслаждения. – Сделай это прямо в меня, прямо сейчас, пожалуйста.
Мэдин опешил, оторвался от нее и, тяжело дыша, спросил:
- Ты с ума сошла?
Лен-Фень мгновение назад такая страстная и жадная вдруг тоже застыла и тут же двумя руками ударила его в грудь. Мэдин, не ожидавший такого удара, отступил, позволяя ей выскользнуть.
- Все! Поиграли. Хватит, - заявила Лен-Фень, нашаривая рукой платье. – У меня много дел.
- Леня, ты чего?! – не понимал принц. – Ты же сама все понимаешь. Я не могу…
- Да, ты не можешь спать с женщинами не из своего гарема, вот и отстань от меня.
Она натянула платье.
- Леня, погоди, давай поговорим.
Голос Мэдина дрогнул.
- Нет, иди говори со своими наложницами.
Она открыла дверь и вышла.
- Леня!
Но она не слушала, убегая по коридору. Мэдин гневно пнул дверь, не понимая, что пошло не так. Он не имел права иметь детей от женщины вне его гарема, а Лен-Фень никогда не стала бы наложницей. Он знал это и потому даже не думал предлагать, а теперь не понимал, почему в итоге она на него злится, прекрасно зная все законы Эштара.
4. Выбор королевы (8)
Оставшись вдвоем, граф Шмарн и Лилайна долго сидели молча. Принцесса, прижимаясь к нему, сначала тихо плакала, потом молчала, позволяя мужчине ласково гладить ее волосы. Она была очень рада видеть здесь этого человека. Сидя вот так, в его объятиях, она почувствовала себя защищенной, словно проснувшись от страшного кошмара, прибежала средь ночи к отцу. Правда, вместо отца был дядя Вильям, который был добр к ней ничуть не меньше, да любил как родную дочь, и кошмара, к сожалению, не было – только реальность.
Когда она совсем успокоилась и даже едва различимо улыбнулась, не желая отпускать мужчину, он заговорил:
- Я ведь правда думал, что ты погибла.
Лилайна уткнулась носом ему в грудь и тихо заговорила: