– Этот цветок когда-то был одним из самых редких растений на свете. Белая тигровая орхидея. Во времена ржавников одна луковица стоила больше дома.
– Больше дома? Но их тут миллиарды!
– Заметила? – Тонк поднял цветок повыше и заглянул в его изящную серединку. – Примерно триста лет назад одна ржавница придумала, как адаптировать этот вид к более широким условиям с помощью генной инженерии. Она колдовала над генами, чтобы цветам было легче приживаться.
– Зачем?
– Ну, это дело обычное. Чтобы обменивать цветы на всякое другое. Но успех превзошел ожидания. Сама убедись.
Тэлли посмотрела за окошко. Машина набрала высоту и оставила пожарище позади. Внизу лежали бескрайние белые поля. Лишь изредка посреди них виднелись не заросшие цветами участки.
– Эта женщина, похоже, здорово сделала свою работу. Ну и что плохого? Цветы такие красивые.
– Это одно из самых красивых растений на свете. Но оно распространяется чересчур резво. Орхидеи превратились в самый настоящий сорняк. В то, что называется монокультурой. Они истребляют все остальные растения, губят деревья и кустарники, а ими никто не питается, кроме одного-единственного вида колибри, которых интересует только нектар. Но колибри вьют гнезда на деревьях.
– Тут нет никаких деревьев, – заметила Тэлли. – Одни орхидеи.
– Вот именно. Это и означает «монокультура». Одно и то же. Когда орхидей становится слишком много, не хватает колибри, чтобы их опылять. Ну, для того, чтобы распространять пыльцу.
– Да-да, – кивнула Тэлли. – Я знаю про птичек и пчелок.
– Конечно знаешь, детка. Поэтому орхидеи в конце концов погибают, становясь жертвами собственного успеха, и после себя оставляют пустоши. Биологический нуль. Мы, рейнджеры, пытаемся помешать их распространению. Мы пробовали применять яды, генетически спроектированные заболевания, хищников, питающихся колибри… Но помогает по большому счету только огонь. – Он повернул орхидею, держа за стебелек, и поднес к ней зажигалку. Язычок пламени начал лизать лепестки. – Приходится соблюдать осторожность, понимаешь?
Тэлли заметила, что другие рейнджеры очищают ботинки и костюмы и ищут, не осталось ли хоть что-то от цветов посреди грязи и пены. Она снова посмотрела за окошко на бескрайние белые поля.
– И вы этим занимаетесь…
– Уже почти триста лет. Эту работу начали ржавники – после того, как поняли, что натворили. Но нам ни за что не победить. Остается надеяться только на сдерживание.
Тэлли откинулась на спинку кресла, покачала головой и закашлялась. Цветы были так красивы, так нежны и безобидны на вид, но при этом губили все вокруг себя.
Рейнджер наклонился и протянул Тэлли фляжку. Она взяла ее и благодарно прижала к губам.
– Ты ведь в Дым идешь, да?
Тэлли захлебнулась и закашлялась.
– Да. А откуда вы знаете?
– Ладно тебе. Не просто же так уродка будет бродить среди цветов со скайбордом и походным инвентарем.
– Ну, да… – Тэлли вспомнила строчку из записки: «Потом ищи среди цветов глаза жуков огня».
Наверняка эти люди и раньше видели уродцев.
– Мы выручаем дымников, если что, а они выручают нас, – объяснил Тонк. – Если спросишь меня, то я скажу, что они ребята чокнутые – живут кое-как и остаются уродцами. Но о природе они знают побольше, чем большинство городских красавчиков и красоток. Достойно восхищения, честно.
– Ну да, – растерянно кивнула Тэлли. – Наверное.
Тонк нахмурился.
– Наверное? Но ведь ты туда идешь. Ты не уверена?
«Вот где начинается вранье», – поняла Тэлли. Вряд ли она могла сказать рейнджерам правду – что она была шпионкой, подсадной уткой.
– Да нет, что вы! Конечно, я уверена.
– Что ж, скоро мы тебя высадим.
– Прямо в Дыме?
Он снова сдвинул брови.
– Ты разве не знаешь? Место, где находится Дым, строго засекречено. Дымники красивым не доверяют. Даже нам, рейнджерам. Мы доставим тебя к обычному условленному месту, а уж как быть дальше, ты знаешь, да?
Тэлли кивнула.
– Знаю. Я просто решила вас проверить.
Вертолет приземлился в крутящемся облаке пыли. Белые цветы пригнулись к земле широким кругом возле места посадки машины.
– Спасибо, что подвезли, – поблагодарила Тэлли.
– Удачи, – пожелал ей Тонк. – Надеюсь, тебе понравится Дым.
– Я тоже надеюсь.
– Но если передумаешь, Тэлли, имей в виду: мы всегда ищем волонтеров, желающих поработать рейнджерами.
Тэлли непонимающе нахмурилась.
– Что такое «волонтеры»?
Рейнджер улыбнулся.
– Это когда ты сам себе выбираешь работу.
– А, ну да, – кивнула Тэлли. Она слышала, что такое возможно в некоторых городах. – Может быть. А вам я желаю успехов в вашем деле. Кстати, скажите: вы не собираетесь, случайно, тут поблизости устроить пожар?
Рейнджеры расхохотались, а Тонк сказал:
– Мы обрабатываем огнем только края зарослей, чтобы цветы не распространялись дальше. А это место ровнехонько посередине. Дело безнадежное.
Тэлли огляделась по сторонам. Повсюду, насколько хватало глаз, тянулись белоснежные поля. Солнце село час назад, но орхидеи светились, словно призраки, при свете луны. Теперь, когда Тэлли знала, что это за цветы, от этого зрелища ей стало зябко. Как Тонк назвал это явление? «Биологический нуль».
– Ясно.