Уродина

Усталость после тяжелого труда приносила и кое-какую пользу. Всю жизнь Тэлли страдала от бессонницы. Очень часто она лежала ночами без сна и мысленно спорила с кем-то, думала о том, что того-то и того-то делать не стоило, а другое можно было сделать лучше. А здесь, в Дыме, она проваливалась в сон в то же мгновение, стоило коснуться щекой подушки, которая и подушкой-то не была – просто Тэлли запихивала на ночь свой новый свитер в мешок из хлопчатобумажной ткани.

Тэлли до сих пор не знала, долго ли тут пробудет. Она не решила, активировать медальон или нет, но знала, что, если будет постоянно об этом думать, в конце концов свихнется. Поэтому она выбросила эти мысли из головы. В один прекрасный день она может проснуться и понять, что ни за что не сумеет прожить всю свою жизнь уродиной, кому бы от этого ни стало плохо и чего бы это ни стоило. Но пока доктору Кейбл придется подождать.

В Дыме было легко забыть о собственных заботах. Жизнь здесь текла гораздо более напряженно, чем в городе. Тэлли с визгом ныряла в холоднющую реку, чтобы искупаться, и ела обжигающую, только что снятую с огня еду – в городе еда никогда не была такой горячей. Конечно, она скучала по шампуню, который не щипал глаза, по туалетам со сливными бачками (к своему ужасу, она выяснила, что такое выгребная яма), а еще сильнее – по ранозаживляющему спрею. Но хотя ее ладони покрылись водянками, Тэлли чувствовала, что здорово окрепла. Она могла весь день проработать на железной дороге, а потом мчаться домой на скайборде наперегонки с Дэвидом и Шэй, с рюкзаком, наполненным металлоломом. А месяц назад она бы ни за что такой тяжеленный рюкзак не подняла. У Дэвида она научилась чинить одежду, орудуя иглой и ниткой, отличать хищных животных от их жертв и даже чистить рыбу, что оказалось совсем не так страшно, как резать ее на уроках биологии.

Прогоняла тревоги Тэлли и дивная красота окрестностей. Каждый день гора, небо и долины вокруг поселка словно менялись и выглядели иначе. Хотя бы природа не нуждалась в операции для того, чтобы быть красивой. Природа просто была красивой, и все.

Как-то утром по пути к железнодорожной колее Дэвид подлетел к Тэлли на своем скайборде. Некоторое время он мчался рядом с ней молча, по обыкновению изящно совершая повороты. Прошло уже две недели с тех пор, как Тэлли узнала, что куртка Дэвида действительно сшита из настоящей кожи, скроена из шкурок убитых зверей, но мало-помалу она свыклась с этой мыслью. Дымники охотились на животных, но они, как и рейнджеры, уничтожали либо те виды, которым природой не было положено обитать в здешних краях, либо чрезмерно размножившиеся из-за ошибок ржавников. Куртка, сшитая из лоскутов разного размера и цвета, на ком-то другом смотрелась бы нелепо. А Дэвиду она шла – как будто то, что он родился и вырос здесь, в этой глуши, каким-то образом объединяло его с местным зверьем, как если бы животные пожертвовали свои шкурки, чтобы его одеть. И даже в том, что он сшил себе куртку своими руками, вроде бы ничего дурного не было.

– У меня для тебя подарок, – неожиданно сообщил Дэвид.

– Подарок? Правда?

Тэлли уже знала о том, что в Дыме все, абсолютно все обладает какой-то ценностью. Здесь ничего не выбрасывали, ни от чего не отказывались просто потому, что вещь состарилась, порвалась или разбилась. Здесь все чинили, перешивали, перерабатывали, и если одному дымнику вещь становилась не нужна, он отдавал ее другому, а тот давал ему что-то взамен. Мало с чем тут расставались легко.

– Да, правда.

Дэвид подлетел ближе и подал ей небольшой сверток. Тэлли развернула его на лету. Вдоль знакомого русла горной речки она парила, почти не глядя вниз. В свертке оказалась пара перчаток, сшитых вручную из тонкой коричневой кожи.

Тэлли сложила в несколько раз лист яркой оберточной бумаги, сделанной в городе, и убрала в карман. Потом она натянула перчатки на свои израненные руки.

– Вот спасибо! Они мне в самый раз!

Дэвид кивнул.

– Я их сшил, когда мне было примерно столько лет, сколько сейчас тебе. А теперь они мне немного маловаты.

Тэлли улыбнулась, жалея о том, что не может обнять Дэвида. Но когда они раскинули руки в стороны, совершая крутой вираж, она на секунду взяла его за руку.

Сжимая пальцы, Тэлли обнаружила, что перчатки очень мягкие и эластичные. Кожа на ладонях за годы полиняла. В тех местах, где когда-то перчатки облегали суставы пальцев Дэвида, белели потертости.

– Они чудесные.

– Будет тебе, – улыбнулся Дэвид. – Они же не волшебные…

– Нет, но что-то в них есть… такое.

«История в них есть», – подумала Тэлли. В городе у нее было множество вещей. Практически все, чего бы только она ни пожелала, она получала почти как по волшебству. Но городские вещи носились, а потом выбрасывались, а вместо них ты получал новые, их ничего не стоило заменить, и потому они ничем не отличались от других таких же, они походили друг на друга, как форменные куртки и футболки любого корпуса интерната. А здесь, в Дыме, вещи старились и хранили в себе историю – в пятнышках, царапинах и потертостях.