Уродина

– Маркус! Дети.. Сын, я знаю, как ты относишься к Анне и мне тяжело..

– Не знаешь.

– Ты даже не хочешь слушать, но тебе придется. Я не был ни в какой командировке эти два дня.. Мне нужно было пройти очередное обследование..

– Обследование? – переспросила я, а Маркус молчал и смотрел в упор на отца.

– У меня опухоль.. Я не хотел говорить вам раньше, думал все решится.. И не будет необходимости ничего говорить.

Я вновь взглянула на Маркуса, его застывшее в безумии лицо, навевало ужас, он не шевелился, также, как и я, ничего не говорил. У меня все кружилось перед глазами и постепенно лицо брата и папы начало расплываться, я сжала дрожащие руки меж колен, затем почувствовала, как из моих глаз хлынули слезы. В этот момент Маркус поймал мой взгляд и, что-то дернулось на его лице. Он застыл, а потом вдруг ожил.

– Почему ты говоришь нам об этом сейчас? – от его голоса веяло холодом, но я знала, что это страх.

– Седалищный нерв.. неоперабельный, последняя стадия.

– Химиотерапия? – я почти не могла говорить, как и поверить в то, что услышала.

Да, папа похудел за последний год, но он во всем ссылался на работу, усталость, недосып, все что угодно, но не на рак.

– Она не принесет много толку, только страдания и вам обоим в том числе, я не хочу быть обузой, хочу прожить столько, сколько мне отведено.

– Пап! Неужели ничего нельзя больше сделать?

– Будь взрослой, Анна, и живи, это единственное, что я у тебя прошу.

Маркус молча встал и прошелся вдоль гостиной, прикусив косточку указательного пальца, я ринулась за ним.

– И ты ничего не скажешь?!

Он резко обернулся и навис надо мной всеми своими ста восьмьюдесятью пятью сантиметрами. Лед его глаз налился кровью, и мне стало страшно от нашей близости.

– А ты, наконец, открыла свой уродливый рот, браво.

– Дети..

– Я позвоню матери.

Маркус достал из кармана джинсов мобильник, но папа перехватил его руку.

– У нее свои заботы, сын, не стоит.

– Заботы? Какие блядские заботы у нее могут быть!

– Не выражайся.

– Мне плевать! У тебя рак, старик и, эта стерва будет здесь уже завтра!

– Оставь это, Маркус! Твоя мать вышла замуж в прошлом месяце, они с Джозефом ждут ребенка.

Маркус застыл, желваки дернулись на его скулах вместе с тем, как дернулось мое сердце. Он сжал телефон с такой силой, что костяшки пальцев побелели, а затем швырнул его об пол и рванул к выходу.

Я побежала за ним, и перекрыла ему путь у двери своим маленьким никчемным тельцем. Этот парень не был качком, но он занимался спортом и, разумеется, оставался хорошо сложенным, а я была букашкой под его ногами.

Он перевел дыхание, на секунду прикрыв глаза и, взглянул на меня.

– Отойди.

– Не отойду. Ты сейчас поедешь и натворишь каких-нибудь глупостей.

– Тебе какая разница, уродина? Заделалась моей мамочкой?

– Можешь оскорблять меня, если тебе от этого легче, только, пожалуйста, не езжай никуда прямо сейчас.

– Мне абсолютно насрать на все то, что выходит из твоего грязного рта. Отойди или я сам подвину тебя.

– Давай.

Он нахмурился. И я видела всю злость готовую вот-вот из него выскользнуть, а я была готова ее принять.

– Что?

– Подвинь меня.

Он тяжело дышал, как я, и он смотрел на меня с готовностью убить, но вместо этого он завел прядь растрепанных волос мне за ухо, и я вздрогнула, когда его пальцы едва коснулись моего шрама. Мне стало больно, стыдно и противно от самой себя, но его прикосновение было прекрасным, пусть даже если насмешливым.

– Ты не останешься в кампусе, как сказал отец.

– Я не стану ему перечить, теперь уж точно.

– Послушная овечка. Я сказал: не останешься.

– Почему? – мой голос почти куда-то пропал.

Маркус немного наклонился к моему уху.

– Потому что эта стая волков тебя сожрет. Волки всегда нападают на овец.

Его дыхание щекотнуло мою кожу, я почувствовала себя запертой в маленькой тесной коробке.

– Какая тебе разница?

Я почти задыхалась, по-настоящему, и мне срочно нужен был мой ингалятор.

– Я не делюсь своей добычей. Ни с кем.

Он отошел назад, сверля меня взглядом, а я тем временем трясущейся рукой нащупывала ингалятор в кармане.

Глава 3

– Выходи из машины.

Я взглянула на Маркуса, когда тот резко притормозил на автобусной остановке неподалеку от колледжа.

– Ну, чего уставилась? Я не собираюсь с тобой позориться.

– Мы должны думать, как помочь папе. Хотя бы не расстраивать его, а мы только ссоримся.

– Я не ссорюсь с тобой, а нянчусь как раз ради отца, поверь. Выходи.

За все то время, что мы провели вместе в машине, Маркус впервые посмотрел на меня, его глаза были красными, словно кровью налились, как у вампира. Можно было подумать, что он плакал, но в такое сложно поверить, а скорее невозможно совсем.

Я взяла льняную большую сумку, набитую тетрадями, потому что не оставляю их в шкафчике, и вышла из машины, на пару секунд задержавшись у двери.

– Нас все равно здесь когда-то увидят.

– Мне плевать на фриков, давай, иди.

Я набрала в легкие побольше воздуха и, проглотила подкативший к горлу ком.

– Это ты. Ты портишь колеса моего велосипеда. Зачем?