Уродливая любовь

Прошло две недели с тех пор, как я видела Майлза, и всего две секунды с тех пор, как последний раз о нем думала. Похоже, он работает так же много, как и Корбин. Конечно, приятно оставаться одной в квартире, но не менее чудесно, когда Корбин дома, и тогда есть с кем поговорить. Когда они с Майлзом оба отдыхают, это, наверное, тоже неплохо, но такого на моей памяти еще не случалось.

До сегодняшнего дня.

– Отец Майлза работает, а сам он свободен до понедельника.

Корбин стучит в квартиру напротив. Я только что узнала, что он пригласил Майлза поехать с нами к родителям на День благодарения.

– Все равно ему больше нечем заняться.

Кажется, я киваю в ответ, но тут же отворачиваюсь и иду к лифту. Не хочу, чтобы Майлз заметил мое волнение.

Когда они с Корбином входят в кабину, я уже стою у задней стены. Майлз приветствует меня кивком. Вот и все, чего я удостоилась. При нашей последней встрече я поставила Майлза в неловкое положение, а потому тоже молчу и стараюсь на него не смотреть, хотя трудно сосредоточиться на чем-то другом. Одет он небрежно: бейсболка, джинсы и футболка с символикой команды «Сан-Франциско Форти-Найнерс». Оттого и трудно не обращать на него внимания: я всегда предпочитала мужчин, которые не зациклены на собственной внешности.

Ловлю на себе его пронзительный взгляд.

Робко улыбнуться или опустить глаза? Не знаю. Просто стою и жду, когда он перестанет.

Но вот Майлз не отворачивается и молча продолжает смотреть на меня. Я отвечаю тем же.

Наконец мы внизу. Слава богу, Майлз покидает лифт первым и не видит, как я делаю глубокий вдох – я же целую минуту не дышала.

– Куда это вы? – спрашивает Кэп, когда мы все выходим из лифта.

– Домой, – говорит Корбин. – В Сан-Диего. А у тебя какие планы на День благодарения?

– В праздники всегда много полетов. Вероятней всего, здесь буду сидеть, работать.

Кэп подмигивает мне, а я ему.

– А ты, малыш? – обращается он к Майлзу. – Тоже домой?

Майлз пристально смотрит на старика – такой же взгляд, каким он сверлил меня в лифте. Какое разочарование. У меня уж было затеплилась слабая надежда, что Майлза тоже влечет ко мне. А сейчас, видя их с Кэпом молчаливый поединок, я почти уверена: если Майлз не сводит с кого-то глаз, это еще ничего не значит. Похоже, привычка у него такая – всех буравить взглядом.

Проходит секунд пять, молчаливых и тягостных.

Может, Майлз не любит, когда его называют малышом?

– С Днем благодарения, Кэп, – наконец произносит Майлз, даже не подумав ответить на вопрос, и шагает к выходу вслед за Корбином.

Я смотрю на Кэпа и пожимаю плечами.

– Пожелай мне удачи. Похоже, мистер Арчер опять сегодня не в духе.

– Да нет. Просто некоторые не любят лишних вопросов, вот и все.

Кэп плюхается в кресло и салютует мне на прощание. Я отвечаю тем же и спешу к выходу.

Непонятно, почему он пытается оправдать грубое поведение Майлза. Может, нравится он ему? Или у старика такая привычка – всех оправдывать?

– Хочешь, сяду за руль, – предлагает Майлз Корбину, когда мы подходим к машине. – Ты же не выспался еще. Поведешь на обратном пути.

Корбин соглашается, Майлз занимает место водителя. Я забираюсь на заднее сиденье и выбираю, где сесть. Позади Майлза, посередине или за Корбином? Что бы я ни выбрала, все равно буду чувствовать только Майлза. Он везде. Все вокруг – сплошной Майлз.

Вот что происходит, когда тебя влечет к человеку. То его нет вообще, то он повсюду, хочешь ты того или нет.

Интересно, а я для него тоже повсюду?

Нелепая мысль. Я в состоянии понять, тянет мужчину ко мне или нет, и к Майлзу это явно не относится. Значит, нужно положить конец тому, что со мной творится. Не до глупой влюбленности сейчас. И так учебу с работой совмещать нелегко.

Я достаю из сумочки книгу. Майлз включает радио, а Корбин откидывает спинку сиденья и вытягивает ноги на приборную панель.

– Не будите, пока не приедем, – просит он, надвигая кепку на глаза.

Я смотрю на Майлза, который в этот момент поправляет зеркало заднего вида. Он оборачивается назад, чтобы выехать со стоянки, и на миг наши взгляды встречаются.

– Тебе удобно? – спрашивает он и отворачивается, не дождавшись ответа. Включает переднюю передачу и вновь мельком смотрит на меня.

– Да, – говорю я и растягиваю губы в улыбке. Пусть не думает, будто я не рада, что он с нами поехал. Хотя трудно не казаться холодной, когда именно такое впечатление я и хочу на него произвести.

Майлз сосредоточен на дороге, я – на книге.

Проходит полчаса. От чтения и тряски разболелась голова. Кладу книгу рядом и устраиваюсь поудобнее: откидываю голову на спинку кресла и забрасываю ноги на консоль между передними сиденьями. В зеркале Майлз одаривает меня таким взглядом, точно скользит руками по всему моему телу. Смотрит так секунды две, не более, затем вновь переключается на дорогу.

Жаль…

Что же творится у него в голове? Непонятно. Он никогда не улыбается. Никогда не смеется. Не флиртует. И лицо у него такое, словно он постоянно создает непроницаемую завесу между собой и остальным миром.