«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

Свои требования в отношении Чехословакии, просил сообщить Бек Гитлеру, «мы (т. е. Польша. — С. Л.) ставим в категорической форме». Хорошо бы чтоб и все действовали так же, ибо, подчеркивал Бек, «исключительная серьезность положения позволяет смело ставить проблемы, значительно энергичнее, чем при нормальных переговорах»[546].

20 сентября Липский будет отчитываться перед Беком о проделанной работе: «В отношении венгерских требований (в беседе с Гитлером. — С. Л.) я специально выделил вопрос о Закарпатской Руси, делая упор на стратегический момент по отношению к России, на коммунистическую пропаганду, проводимую на этой территории, и т. д.».

При этом, запишет польский посол, у него сложилось впечатление, что «канцлер очень заинтересовался этой проблемой, особенно когда я ему сказал, что протяженность польско-румынской границы относительно невелика и что посредством общей польско-венгерской границы через Закарпатскую Русь мы создали бы более крепкий барьер против России. Кроме того, я указал относительно Закарпатской Руси, что территория эта, на которую Словакия не претендует, была дана Чехословакии только как мандат, что население ее находится на очень низком уровне (! — С. Л.) и сильно смешано и что наибольшую заинтересованность в ней имеет Венгрия»[547].

Как видим, именно поляки заинтересовали Гитлера идеей передачи Карпатской Руси Венгрии — идеей, которую он реализует в марте 1939-го. Всякое лыко в строку провоцирования Гитлера. Тут вам и вопросы стратегии — дескать, в случае реализации польского плана будет создан «более крепкий барьер против России», и теоретические выкладки на тему «недоразвитых народов».

Своей одержимостью поляки заряжали венгров. 18 июля 1938 г. в ходе беседы германского посла в Будапеште Макензена с внешнеполитическим руководством Венгрии ему будет заявлено, что в случае военных действий против Чехословакии венграм ничего не останется, как вмешаться по примеру Польши: «Абсолютно достоверно известно, что в подобном случае Польша вмешается немедленно, так что уже по одной этой причине никакое венгерское правительство не может оставаться чисто пассивным»[548].

Правда, венгры так и не смогли сравняться с поляками в «решительности». В беседе с Гитлером 5 января 1939 г. Бек поведает о некоторых нюансах дипломатической активности Польши накануне судетского кризиса. Оказывается, глава польского МИД еще тогда подбивал венгров на занятие территории Карпатской Руси. Бек даже в Румынию не поленился съездить и «привез венграм заверение в том, что румыны не нападут», кроме того, «польский президент заявил в кругу иностранных дипломатов, что в серьезном случае Польша окажет помощь Венгрии»[549]. Но все напрасно. Будапешт ограничился скромными (как считали в Варшаве) запросами относительно чехословацкой территории.

Но зато когда в Мюнхене все прошло для агрессоров гладко, венгры осмелели. И уже в ноябре 1938-го Польша и Венгрия едва не напали на Чехословакию. Да, если б не Гитлер — как ни смешно, но именно он (да еще Муссолини) удержал поляков и венгров — то дальнейшее расчленение Чехословакии произошло бы не в марте 1939-го, а в ноябре 1938-го.

Полпред СССР в Италии Штейн телеграфировал в НКИД 28 ноября 1938 г.: «Поляки и венгерцы, по словам Франсуа-Понсе (посол Франции в Риме. — С. Л.), готовили на днях вооруженный раздел Прикарпатской Руси, но из Берлина и Рима им было указано, что это не будет допущено»[550].

То, что такие планы польско-венгерского вооруженного захвата Карпатской Руси реально существовали, подтверждается и записью беседы Гитлера с Беком от 5 января 1939 года.

Гитлер будет едва ли не оправдываться перед Беком за то, что не удалось полностью уничтожить Чехословакию еще осенью 1938-го. А всю вину за незавершенность агрессии будет валить на тех самых нерешительных венгров: «поскольку Венгрия не оказала ему (Гитлеру. — С. Л.) никакой сколько-нибудь активной поддержки, он смог выступить перед мировой общественностью (имеется в виду — до подписания Мюнхенских соглашений. — С. Л.) лишь с идеей этнографического решения вопроса, в противовес политическому решению, которое должно было бы осуществиться только в контакте между Польшей, Венгрией и Германией как единственно заинтересованными странами и заключалось бы в ликвидации Чехословакии».

«Лишь тогда, — продолжал фюрер, — когда венгры сочли вмешательство безопасным, они стали немного активнее». И только после Мюнхена, сетовал Гитлер, «венгры вдруг заявили, что они претендуют также на крупные области Украины (имеется в виду Карпатская Русь. — С. Л.), и тем самым поставили в трудное положение державы-арбитры».

Но, развел Гитлер руками, было совершенно невозможно пересмотреть уже достигнутые решения «спустя такой короткий промежуток времени после их принятия».