«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

Крестинский и Шастенэ соглашаются, что укрепление немцами Рейнской области внесет усложняющий момент в эвентуальные обстоятельства наступления «казус федерис» (лат. casus foederis — условия, при которых государство — участник международного договора должно совершить предусмотренные этим договором действия). А далее начинается дискуссия относительно роли Польши — как бы союзника Франции. Ведь СССР не имеет непосредственной границы с Германией и в случае необходимости выполнить союзнические обязательства перед Францией советским войскам нужен коридор.

В то время это или страны Прибалтики, через которые РККА получает возможность добраться до Восточной Пруссии, либо через Румынию и далее Чехословакию (как вариант — через Румынию— Венгрию), наконец, третий, самый короткий и самый эффективный путь — через территорию Польши. Но какую позицию займет Варшава в случае, если бы СССР решил оказать помощь Франции — союзнику Польши? Крестинский не сомневается: «на помощь Польши рассчитывать трудно».

Шастенэ не может в это поверить. Он только что из Польши, и там его уверяли, что та «продолжает считать себя союзником Франции» и «в случае нападения Германии на Францию выступит против Германии». Поэтому, корректирует он свой вопрос, — «как Советский Союз в этом случае сможет поддержать Польшу?»

Хорошо информированный советский замнаркома индел оговаривается, что подобное выступление Польши ему представляется «сомнительным», но разбирает и этот вариант: «если польские войска действительно выступили бы против Германии, то мы могли бы на первом этапе войны поддержать их снабжением и таким образом совместными усилиями оттянуть часть немецких войск от Франции… Это, конечно, облегчилось бы, если бы Польша действительно помогла Франции».

Однако, возвращается он к своему прежнему тезису, выступление Польши против Германии — из разряда фантастики. А в реальности было бы вот что: «в момент, когда произошло бы немецкое нападение на Францию, Польша в лучшем случае (в худшем, очевидно, поддержала бы Гитлера! — С. Л.) осталась бы нейтральной, сконцентрировав одновременно свои войска на своей восточной границе (т. е. против СССР! — С. Л.). Эту концентрацию войск она официально объясняла бы опасением вступления советских войск в Польшу, фактически же и объективно это заставило бы нас сосредоточить войска на польской границе и затруднило бы оказание нами помощи Франции».

Главред «Тан» не может поверить в подобную подлость «верного союзника Франции», который, по его представлениям, должен «драться за Францию». Но Крестинский опускает его с небес на землю: «Польша тесно связала себя с Германией договоренностью и не выступит против Германии, разве что дело началось бы с нападения Германии на Польшу»[397]. Но последнее из области умозрительного, не более — зачем Гитлеру в тот момент нападать на своего союзника, надежно прикрывающего немецкий тыл и выступающего барьером против Советской России?

В 1938 г. произойдет именно так, как и предупреждал советский замнаркома индел: Польша сделает все, чтобы СССР не смог исполнить свои союзнические обязательства перед Чехословакией (в т. ч., как и предсказывал Крестинский, сконцентрирует свои войска на границе с СССР). А в одиночку Франция защищать чехов не решится. К тому времени Польша и Германия совместными усилиями надежно перекроют для РККА и «румынский» путь.

Ранее мы приводили документы, что Варшава еще за год до рассматриваемых событий (ремилитаризации Рейнской зоны), а именно в мае 1935-го предприняла перед Бухарестом демарш относительно гипотетической возможности прохода советских войск через румынскую территорию. Таким образом, в Париже, размышляя в марте 1936-го о возможных ответных мерах военного характера на введение немецких войск в Рейнскую зону, исходили из того, что СССР не сможет оказать Франции реальной военной поддержки: Польша не допустит!

Как известно, после Первой мировой войны французы переоценили верность своего «союзника» — Польшу создавали как «восточный фронт» против Германии, а на деле получился германский «восточный тыл». Добавим: Польша замысливалась (такими, как Фош и Клемансо) в качестве разделительного барьера между Германией и Россией, таковой она и получилась, но теперь этот «польский буфер» — вследствие изменения настроений в Варшаве с профранцузских на прогитлеровские — препятствовал реализации военного союза между Францией и СССР.

Проходит несколько дней, и 19 марта 1936-го Шастенэ беседует с председателем СНК Молотовым. Заметны изменения в позиции главреда «Тан». Очевидно, те несколько дней, что прошли после его разговора с Крестинским, на многое французу открыли глаза (выше мы писали, скажем, о прогерманской позиции польских представителей в Лиге Наций; в дипломатических консультациях Варшава, мягко говоря, не демонстрировала желания обуздать наглость Гитлера в Рейнской зоне).