Уроды не сдаются

То и дело попадались переходы на верхний уровень, наглухо заделанные кирпичом, кое-где кладка была совсем свежей. Только однажды краем уха, еще там наверху, я услышал рассказ об этих отмутированных дачниках с Лошадиного острова, накрытого облаком, образовавшимся после взрыва терминала. Три дня ни один спасатель не мог приблизиться — разъедало даже комбинезоны химзащиты. А когда вошли в зону поражения — никого, естественно не обнаружили. С тех пор пошли слухи — выжили, мол, некоторые, только под землю ушли. И под родным городом нарыли столько ходов, что никогда их не поймать. Выходит — правда.

Наконец, мы остановились перед массивной железной дверью, грязной от следов аборигенских ботинок.

Толстяк принялся колотить обшивку ногой.

— О, пополнение? — за дверью нас встретила небритая ряха. Тоже лысая, как колено. — Командор будет очень доволен!

Командор оказался озверелым микроцефалом. Его крохотная для могучих плеч головешка производила крайне жуткое впечатление. И голос — вибрирующая трубная какофония.

— Молчать! — на каждый посторонний шелест.

— Смирно! — на каждое вялое движение.

Но это я узнал только потом. А сперва было знакомство.

Он появился из своего обиталища в поносного цвета халате, волочащемся по полу. Разглядев со всех сторон и прощупав мои ожиревшие ляжки, да распоясавшееся брюшко, обратился к моим похитителям:

— Кормите его получше. Если старые консервы не сгодятся — обращаться к моему денщику! Отхожее место сами знаете где. Вопросы есть?

— Никак нет! — прогромыхали оба враз.

Душа всколыхнулась в ожидании худшего. Выходит, сожрут. Уж лучше бы я достался скинхедам.

Никто жрать новичка, как я потом к облегчению своему понял, не собирался. Зато продолжали кормить, как на убой, — этого я уразуметь никак не мог. А дня через три — точно сказать не могу, меня включили в речную бригаду по уничтожению водоглазов.

Получив стальную самодельную острогу и фонарь с аккумулятором, я шагнул к резиновой лодке, в которой уже знакомый лысый верзила разминал мышцы спины.

— А в городе никто не верит в существование ни «дачников», ни водоглазов, — сказал я, чтобы разрядить затянувшуюся паузу.

— Ну и что — про нас вообще никто толком ничего не знает, — лысый перестал махать руками. — А знаешь, почему?

— Конспирация?

— Гораздо хуже. Нас нельзя классифицировать — мы еще не уроды, но уже не нормальные. И главные отличия не внешние, а внутренние. Мы же наверху за своих всегда сойдем. Наши так и прикидываются, если попадутся — кто сантехником, кто просто бомжом. Еще не было такого, чтобы кто не возвратился!

Когда по хитроумным подземным тоннелям мы отплыли от базы на почтительное расстояние, я не замедлил поинтересоваться:

— Почему это ваш Командор решил баловать меня консервами, а сам ни-ни. Да и вообще я не видел, чтобы вы ели хоть что-нибудь путнее.

— Значит не догадливый…, — не желая развивать эту тему, Верзила ушел от ответа: — Острогу-то наточил?

Я потрогал перистое лезвие, слегка порезал кожу. Острее не бывает.

— Мы за водоглазами идем ради мяса?

— Не ляпни подобной чепухи, когда доплывем до бригады.

— Тогда зачем планомерное истребление обитающих в другой среде? — мне стало жаль этих неведомых пока водоглазов, может, если истребляют из спортивного интереса. — Я пока в туннелях ни одного водоглаза не видел.

— А не будут суки пастись на нашей поляне.

— В смысле?

— Прямом, как моя заднепроходная кишка. Знаешь, какие у них аппетиты? — Верзила в остервенении приналег на весла, — То, чего нам хватает как минимум на неделю, они смалывают за сутки.

— Рыбу что ли?

— Ага, — осетрину с хреном! Вы же наверху не понимаете, что и мы и водоглазы существуем только благодаря вашему дерьму! Ничего другое наши желудки не принимают. Да и ты скоро таким же станешь — чай уже не первый, бля, такой. Дурень непонятливый…

Я, захлебываясь, выворотил в черную парящую воду подземного канала еще не переваренный завтрак.

Теперь я уже никогда не спрошу, почему их ночные горшки похожи на сияющие кастрюли. Вдруг вспомнилось:

«— Завтрак Командору!..»

2. Глаза

Он был сыт — это удалось впервые за несколько дней. Приятная тяжесть в животе сменила все остальные чувства, и сейчас Король томно валялся на импровизированной лежанке из вонючих тряпок, которую сам обустроил, едва только впервые попал в этот затхлый сырой подвал. Выбирать не приходилось — даже такое жилище сгодится, когда ты вынужден позорно бежать после неудачной стычки с одноплеменниками. Подлая жизнь — подлое беззаконие.

Благодарно принимая подарок судьбы, Король старался не думать о том, что едва ли такое повторится в ближайшее время — это была удача. Простая удача, которую не нужно ловить — она сама приходит в лапы, грозя отмстить затяжной черной полосой.