Урок

Неужели председатель сам, лично принимает такие отчаянные решения? Нет, конечно: «Во исполнение решения облисполкома № 181 от 28.03.83 года». С решением № 181 я тоже, естественно, ознакомился, все то же, только масштабнее – «повсеместно на территории области». Против этого решения были заместитель председателя облисполкома, возглавляющий комиссию по борьбе с пьянством, заведующий облоно и, конечно, начальник УВД (он даже письменно объяснил свое категорическое возражение). Не помогло.

...15 февраля 1984 года в Доме культуры Бечевинки проходило колхозное собрание – подводились итоги прошедшего года. А в начале февраля облисполком, идя навстречу пожеланиям тружеников, принял решение переименовать колхоз «Авангард» в колхоз имени Степанова. Был, безусловно был на собрании повод поговорить – помимо всего прочего – и о пьянстве, о том, к каким трагедиям оно может привести и приводит.

Но что это? Магазин (он как раз напротив Дома культуры), обычно дающий дневную выручку 300 рублей, в день собрания выручил 701 рубль 40 копеек! Плохо, когда пьют, еще хуже, когда опохмеляются,– 16, 17 и 18 февраля выручка соответственно составила уже 1002, 1002 и 1100 рублей.

Кстати, имя Степанова на том собрании даже не упомянули. Оказывается, о решении облисполкома ни в районе, ни тем более в Бечевинке не знали. Директивы области о расширении продажи водки подхватываются на местах моментально, а о переименовании колхоза Нине Ивановне Степановой сообщили – первой в деревне – лишь спустя более половины месяца. Ей позвонил председатель... соседнего колхоза, который соревнуется с «Авангардом».

Но надо назвать, наверное, секретаря парткома колхоза, в котором опохмелялись после собрания три дня. Иванова Татьяна Павловна – бывший председатель исполкома сельского Совета, которая так правильно умеет говорить. После гибели Степанова ее повысили, прежде получала 140 рублей, теперь 220.

Человек хуже зверя, когда он – зверь. Шипунову оправдания нет, но я пытаюсь хоть как-то понять, объяснить самому себе, как все это могло случиться. Как могло случиться, что сильное, могучее государство отказалось от перевоспитания этого человека. Зверь? Но ведь он не родился зверем, ведь в утробе матери он не был зверем? Он мог родиться глупым или умным, сильным или слабым, больным или здоровым, мог родиться жадным, пусть – злым, пусть был предрасположен к чему-то. Но он был маленьким, невинным человеком и потом, дальше жил среди нас. И если человек уходит от нас в расцвете сил и здоровья, разве и мы не имеем отношения к этому? Мы и зверя, хищника с вековыми инстинктами, научились ставить на задние лапы, он берет корм из наших рук.

Если сегодня, сейчас мы не возьмем часть вины на себя, не разберемся до конца – как все это могло случиться,– завтра в другой деревне, другой Шипунов появится и станет хозяином.

В Бечевинке меня спрашивал чуть не каждый:

– А его точно расстреляют?

– А убежать он не сможет?

– Где справедливость, Степанова уже больше года как нет, а убийца жив?

И правда, тень его еще витает здесь, и дом его многие обходят. Я в этом доме сидел долго. Спросил мать Шипунова – тоже Нина Ивановна,– как ей в селе, как относятся хоть к ней-то.

– Поодиночке-то – хорошо, а как все вместе-то – плохо.

Досталось ей в жизни. «Три девки у меня, всех надо было отдать. Всех и отдала, запасов-то никаких. А Коля...»

Николай был младший в семье, единственный заступник – за бабушку, за мать, за всех сестер. Отец пил по-черному, бил нещадно всех. Однажды он стал душить мать, и Николай, схватив топор, ударил отца по плечу – выше не достал. Было ему тогда двенадцать лет. В другой раз вступился за бабушку – ударил отца поленом по ногам. Один раз отец запер их всех, а дом поджег, они разбили окна, Коля вылез последним (сестра порезалась, крови натекло целый валенок). В тот страшный день он побежал за помощью... в милицию.

Я рассматриваю его детские фотографии – вот он на крыше дома, с одноклассниками, на детском велосипеде – всюду улыбается. А вот повзрослев – забрался на дерево, вот еще взрослее. Я всматриваюсь в лицо, пытаюсь мысленно вставить в его руку нож – нет, никак не сходится, нож выпадает.

– Он маленький-то был, дак больше всего уколов боялся. Болел много, врачи придут, дак он под кровать спрячется.

Отец в конце концов покончил с собой – пьяный. Теперь у последней черты – сын. На наших глазах происходит вырождение семьи.

...Я возвращался от Нины Ивановны Шипуновой в час ночи. Неуютно в деревне. Темнота – как чернила. На небе видно все, до мелкой звездной пыли. Прямо над головой, вытянувшись как раз вдоль деревенской улицы, висела Большая Медведица. По этой улице вел Шипунов под ножом Галину.

– Скажите, Колюни-то больше нет? – Нина Ивановна плакала.– Раз чужой человек в деревне и ко мне зашел, дак уж нет, наверное, его?

Жив, пока жив...– Я не обманывал мать. Тогда, недавно, так и было. Что сейчас – не знаю.

Июль, 1984 г.

ПОСЛЕ «ДРАМЫ В БЕЧЕВИНКЕ»