Урок

– А где мы их возьмем,– отвечает сзади Бондарев,– пусть объявление через газету дают.

Спрошу, спрошу сам, где они его, Татаринова... А что «они его»? Оставили, бросили? Вроде не бросали.

На развилке остановились, Казин сказал вдруг:

– Здесь мы разошлись...

«Разошлись». Вроде как на равных. Но ведь Татаринов отстал.

– Да-а, он позади был. И вот сюда, влево пошел... В общем, мы-то сейчас как пойдем? По нашему маршруту или по его?

Мне интересно знать, где они его дотом нашли.

– По его, по его пути.

Петляем долго и немыслимо. Видно, Татаринов действительно плохо знал лес, да и пурга была тогда ужасная. Снова оказались на каком-то поле.

– Вот тут,– показывает Бондарев,– мы его разыскали.

Остановились – старый ивняк и четыре березы на опушке леса.

– Тут,– подтверждает Казин.– Спасибо собака помогла, так бы не нашли.

– Точно-точно,– оживляется Бондарев,– идем, значит, с поисковой партией, смотрим – какая-то собака по опушке бегает и лает, зовет. Ну, один там из наших, с фабрики, он впереди всех был, подбегает, видит – Татаринов. Лежит. «Ну, Федор Григорьевич,– кричит,– ты тут разлегся, а мы с ног сбились!»

Тут, на опушке, я еще раз вспоминаю и оцениваю то, что случилось.

15 октября, в пятницу, заседало правление общества охотников. «На воспроизводственном участке браконьеров много,– доложил один из членов правления,– я слышал там недавно выстрелы. Стал считать – семнадцать выстрелов». «Завтра же пойдем посмотрим,– сказал Казин Татаринову,– возьмем Бондарева».

Наутро, в начале седьмого, несмотря на отчаянную пургу, все трое, как и договорились, отправились в лес. Как говорит Казин, он за всю свою жизнь такой метели здесь не видел. Сквозь отчаянные завывания ветра где-то рядом, в темноте, словно хлопали ружейные выстрелы – это ломались и падали под ветром провисшие от тяжелого снега деревья. Проваливались по колено в снег, под которым лежала незамерзшая грязь.

Прошли низину. У развилки Татаринов отстал.

– Где ты? – окликнул его Бондарев.

– Тут я,– донесся откуда-то из-за ветра голос Татаринова.

Двинулись дальше. Когда через некоторое время снова окликнули Татаринова, ответа не было. Позвали еще раз – только ветер воет. Двинулись дальше. Заговорили о лицензиях. О том, что, дескать, дали вот им три лицензии на отстрел кабанов, а как делить их – недовольные будут, как всегда...

Оба – и Казин, и Бондарев – утверждают, что искали Татаринова. Прошли, как говорят, дорогу на Звенигород, высоковольтную линию, покрутились. Вышли на Валыгинское поле – нет никого. Зашли в будку комбината декоративного садоводства. Обсушились.

– А ведь Татаринов-то нездоров, Анатолий Иванович,– сказал Бондарев.– Жаловался мне, что давление опять поднялось...

– Да-а,– неопределенно ответил Казин.– Да нет, зайца, наверно, решил подстрелить. Придет.

Обсушились. Погрелись. Перекусили.

Когда возвращались домой, спросил уже Казин:

– Поищем, вернемся?

– Да он уж, поди, дома чай пьет.

Так они шли, поочередно выказывая ленивое беспокойство и тут же уговаривая себя не волноваться.

А метель свирепствовала. Казин – молодой и крепкий – обычно за день проходил и 40, и 50 километров, хоть бы что, а тут... Хотели даже, признаются сейчас, ружья побросать.

Домой вернулись к обеду. Бондарев живет рядом с Татариновым. Соседи. Вернувшись, он не зашел к Татариновым. Почувствовал вдруг тревогу? Побоялся ли, ждал ли чего-то? (Как будто можно было отсидеться до лучшей поры.) К шести вечера прибежала взволнованная жена Татаринова: где Федор? Бондарев испугался: «А что, не пришел? Да он с Казиным вроде был...» – залепетал невразумительное.

Потом Бондарев сообщил о беде в милицию. Позвонил Казину.

Утром 17 октября, это было воскресенье, к Бондареву постучалась дочь Татаринова – Анна.

– Иван Иваныч, дорогой, пойдемте в лес, покажите, где шли...

– Не могу, радикулит у меня... – и Бондарев закрыл дверь.

На поиски пошел было муж Анны, но вернулся ни с чем.

Собрался народ у дома Татариновых, хотели идти всем миром в лес. Но куда? Ни Бондарева, ни Казина нигде не нашли. (Как оба говорят теперь, в это время они вдвоем тоже искали Татаринова... в подсобном хозяйстве Дорохове, где Татаринов работал.)

Сейчас, когда уже давно все позади, я думаю, как с каждым промедленным часом, даже минутой, росла тяжесть вины этих двоих.

На третий день Татаринова действительно нашли. 18-го с утра была снаряжена поисковая группа, и где-то около часу дня нашли его у Валыгинского поля, рядом с садоводческой будкой, где отдыхали, грелись Казин с Бондаревым.

– Ну, Федор Григорьевич, ты тут разлегся, а мы с ног сбились...

Сказал тот, что был впереди, и осекся.

Светило зимнее неяркое солнце. Ослабевший за эти дни ветер ронял с берез снежную пыль. Снег падал на лицо Татаринова и не таял. Рядом с ним, виновато виляя хвостом, видно, давно уже не отходила от него незнакомая собака, застывшая в нелепой преданности.

От Валыгинского поля мы возвращаемся к дому. Казин и Бондарев по-прежнему чутко слышат все звуки и шорохи леса.

– Вот лось шел. Недавно,– показывает Бондарев на следы.– Шел слева во-он к тому ивняку подзаправиться.