Урок

Дина с нетерпением ждала Пасхи и лета. Теперь, в посту, чувствовалось особенно тоскливо, и единственным развлечением была постная пища. Иногда она съедала по целой коробке маринованной осетрины и любила вымазывать белым хлебом острый, немного пахнущий жестью, сок.

Пасха в этом году была ранняя, и Ольга Павловна решила встретить праздник в городе, побывать несколько раз в театре, а на Фоминой, когда дороги в Знаменском немного подсохнут, двинуться туда на целое лето. В средине марта приезжал на два дня Степан Васильевич и утвердил этот проект. Было также окончательно решено, что Константин Иванович сейчас же после своих экзаменов тоже приедет в Знаменское.

Ночь под Светлое Воскресенье выдалась тёмная, беззвёздная. Накрапывал иногда дождик. Движение на улицах всё усиливалось. Колокола ещё молчали, и только слышно было, как они торопливо перезванивали на другом конце города в костёле. Соборная колокольня, вся иллюминированная электричеством, светлым пятном выступала на фоне неба.

У заутрени Ореховы и Константин Иванович были в университетской церкви. Он ещё никогда не видал Дину одетой так нарядно. В белом длинном платье она была похожа на невесту. Константин Иванович любовался её фигурой, спокойным выражением глаз, густыми будто подвитыми кверху ресницами и нежным, немного матовым цветом её личика. И ему хотелось, чтобы служба тянулась как можно дольше.

Певчие вдруг умолкли, всё кругом загудело, зашелестело, и двинулись вперёд. Священник начал христосоваться. На душе было радостно и тревожно. Выслушали ещё коротенькое «слово». Потом Ольга Павловна улыбнулась и пригласила Константина Ивановича ехать к ним разговляться, и он согласился, хотя знал, что его, пожалуй, будет ждать и отец. В передней все похристосовались с Анютой, а потом сняли верхние кофточки и прошли в ярко освещённую столовую. Здесь ещё раз поздравили друг друга с праздником, и Ольга Павловна поцеловалась с Константином Ивановичем, а потом вышло так, что он похристосовался в губы и с Диной, и с Леночкой. Дина поцеловалась совсем спокойно, но всё-таки впечатление получилось головокружительное.

Константин Иванович возвращался домой, когда уже светало. Иллюминация потухла. Купол на соборе переливался розовым золотом. Тротуары были влажны. По небу разбросались маленькие облачка с золотыми краями внизу. Воробьи уже кое-где живкали. Наступали теплынь и свет. По улицам спешили люди с узелками в руках. Попался навстречу один пьяный.

Константин Иванович шёл медленно, ему хотелось плакать и казалось, что он в первый раз в жизни понял, что такое счастье. В конце святой совсем неожиданно явился Степан Васильевич, а через три дня Ореховы на всё лето уехали в Знаменское.

Константин Иванович вернулся с вокзала грустный. Были деньги, предстояло перейти на третий курс, предстояло скоро ехать в настоящую деревню к любимым людям, и всё-таки на душе лежала тяжесть. Просмотрев программу и расписание экзаменов, он пришёл к заключению, что если их выдержит, то это будет чудом. Нужно было заниматься очень энергично.

Погода вдруг испортилась, стало холодно как в ноябре, и раз утром в воздухе летали даже снежинки, а потом на целую неделю зарядил дождь. Готовившиеся распуститься деревья покрылись ледяной корой и печально стучали веткой о ветку. Дул такой ветер, что тряслись окна. Опять начали топить печи.

До первого экзамена оставалась неделя. Но Константину Ивановичу за книгой не сиделось. Он без конца ходил взад и вперёд по комнате, а когда начинал чувствовать в ногах усталость, то становился на подоконник, отворял форточку и подолгу глядел на тёмную улицу. Было приятно, когда ветер трепал волосы, или вдруг упавшая с крыши крупная капля попадала за воротник, и тогда хотелось громко петь под такт мерной дроби дождя.

XII

Однажды вечером Константин Иванович простоял на подоконнике дольше обыкновенного и сильно промёрз. В эту ночь в голове плыли тяжёлые сны. Он совсем ясно увидел мать с жёлтым грустным лицом; она позвала его: «Костя!» Константин Иванович хотел подойти, но сзади его остановила чья-то рука, он оглянулся и увидел, что никого нет, и вдруг стало так страшно, как в действительной жизни никогда не бывало. Дышать было трудно, точно на лицо наложили подушку. Он помотал головою, перевернулся на спину и сейчас же увидел Дину с обнажённой грудью и, невольно рванувшись к ней, проснулся.

Ужас и волнение улеглись нескоро.

«Как я пал, обратился в скота, — подумал он. — Если человек не желает чего-нибудь наяву, то не увидит и во сне. Представление о чём-нибудь возможно тогда, если знаешь хорошо само явление… Впрочем, всё это чепуха, настоящая чепуха… Чем это я себе так испортил желудок? Во рту вкус такой, будто я жевал резину»…