Урок анатомии. Пражская оргия

— Так будет всю первую неделю, — продолжает Болотка. — А потом настанет вторая неделя, и господин Ольга заявит о себе.

— Неправда, — говорит она, — я не буду ему надоедать.

— Затем польется водка, — Болотка гнет свое. — Затем начнутся приключения, одно за другим.

— В Америке — нет, — рыдает Ольга.

Болотка говорит:

— А ты в Нью-Йорке не будешь скучать по Праге?

— Нет!

— Ольга, в Америке ты пустишь пулю себе в лоб.

— Это здесь я застрелюсь!

— Из чего? — осведомляет Болотка.

— Из танка! Сегодня же! Угоню у русских танк и застрелюсь сегодня же вечером!

Болотка живет в сырой комнатенке на самом верху мрачного лестничного колодца в многоквартирном доме на одной из окраинных пражских улиц. Чуть раньше в тот день я наношу ему визит. Заметив, с какой грустью я гляжу вокруг, он призывает меня не смущаться убогостью обстановки: это его убежище от жены, которым он обзавелся задолго до того, как его театр распустили, а его «декадентские» ревю запретили ставить. Для человека его предпочтений воистину лучше места не найти.

— Молоденьким девушкам, — наставляет меня Болотка, — ужасно нравится заниматься любовью в обстановке убожества.

Он покорен моим твидовым, «в елочку», костюмом и просит его примерить — хочет ощутить себя в шкуре богатого американского писателя. Он сутулый, большой и неуклюжий, с широким, чудовищно бугристым монгольским лицом и острым, как бритва, взглядом, глаза, словно трещины в черепе, и в этих зеленых щелках ясно читается: «Эти мозги опилками не набьешь». Где-то там у него есть жена, даже дети; недавно к жене в квартиру вломились полицейские, конфисковали несколько тысяч томов, и хоть они принадлежали ее отсутствующему супругу, она так сопротивлялась, что ей сломали руку.

— Она настолько вам предана?

— Вовсе нет, она меня ненавидит. Но их она ненавидит больше. В Праге у давно женатой пары есть кого ненавидеть, помимо друг друга.

За месяц до этого на пороге его логова на самом верху лестничного колодца возникли полицейские; они сообщили ему, что в настоящий момент всем главным смутьянам страны выдают документы на выезд. На сборы отводится сорок восемь часов.

— Я им сказал: «А сами-то вы что не уезжаете? По количеству то на то и выйдет, знаете ли. Даю вам сорок восемь часов».

Однако не лучше ли ему было бы уехать в Париж или перебраться через границу в Вену, где он признанный театральный новатор и может снова заняться своим делом?

— У меня в Праге шестнадцать любовниц, — отвечает он. — Как я могу уехать?

Пока он скидывает одежду и облачается в мой костюм, он дает мне халат, чтобы я не замерз.

— В этом вы еще сильнее смахиваете на гориллу, — говорю я, глядя, как он красуется передо мной в моих шмотках.

— А вы даже в задрипанном домашнем халате, — отвечает он, — кажетесь счастливым, здоровым, беззаботным пройдохой.

История Болотки.