- Кшись был таким хорошим... – глядя перед собой, говорил генерал, окунувшись памятью в прошлое, - а этот, с позволения, упырь... Но больше всего Кшися всегда беспокоило, что он не может помириться с братом, ведь они неразрывны, и только любовь к Свете проложила между ними пропасть. Олег не мог ему этого простить! Что там произошло в горах, одному богу известно! Братья без конца сцеплялись, Олег был готов убить брата, и потом этот взрыв... По идее, погибнуть должны были оба, а как Олег жив, оказался, уму непостижимо, словно его кто-то оттолкнул в сторону, - и тут Матильда вспомнила, как отец сказал ей накануне, что брат спас ему жизнь, погибнув сам, и невольно содрогнулась от этой мысли, понимая, что произошло.
- Ты так похожа на своего отца... – с какой-то невероятной горечью проговорил Григорий Васильевич, глядя на девушку, - эта родинка над губой, как у него, эти глаза... Ты меняешь цвет глаз?
- Да, меняю, - сдавленно проговорила девушка.
- Хоть это не потерялось... – грустно проговорил он, - а то ведь ни Костя, ни Кирилл этого не унаследовали! Я так скучаю по моему мальчику, что просто слов нет! Он был моим любимцем! Я до сих пор вспоминаю весь этот ужас, пережитый в Афганистане, я больше всего на свете боялся, что Света потеряет рассудок от горя, у неё чуть преждевременные роды прямо в Кабуле не начались! Примчалась в Афганистан на сносях, пришлось её срочно эвакуировать из зоны военных действий практически без сознания! Как только пробралась! Как её вообще в положении пропустили через границу! – и в этот момент раздался звонок в дверь, - Лиза, открой, пожалуйста.
- Хорошо, пап, - ответил женский голос, и послышались шаги.
Генерал молчал, расхаживая из угла в угол, ребята тоже молчали, и в этот момент в комнату влетел Олег Матвеевич, пунцовый от злости.
- Какого чёрта... – вскричал он, и осёкся, увидев генерала.
Григорий Васильевич замер, возникла немая сцена, шрам на лице Туманского нервно дёрнулся, глаза дважды сменили цвет, и он одним прыжком подскочил к дочери, схватил Матильду за запястье и стремительно поволок к двери.
- Этого не может быть! – вдруг вскричал Григорий Васильевич, сделал несколько быстрых шагов, и, обогнув их, встал перед Туманским, глядя ему в лицо с выражением тихого ужаса, - этого не может быть...
- Пустите! – сквозь зубы проговорил Олег Матвеевич, но Григорий Васильевич вдруг взял ладонями его за лицо и провёл пальцем по шраму, а Туманский дёрнулся, отстраняясь от его рук.
- Что вы, чёрт возьми, делаете? – зло вскричал он.
- Кшись... – обморочным голосом проговорил генерал.
- Мой брат давно умер, - резко ответил Олег Матвеевич, - ни к чему ворошить былое! Пустите! – он попытался обойти генерала, но тот не дал ему это сделать, вцепившись ему в предплечья.
- Кшись... – охрипшим голосом проговорил он, - глаза... Олег не мог менять цвет глаз... – выдохнул он, - Кшись, ты живой! – вскричал он не своим голосом, и, как подкошенный, повалился на пол, Туманский едва успел подхватить его под руки.
- Вот чёрт! – выругался Олег Матвеевич, - совсем забыл про линзы!
- Ты живой... – повторял генерал, хрипя и держась за сердце, - ты живой... Мой милый мальчик... Ты живой! Погиб Олег! Боже...
- Девушка, как вас там? – закричал Олег Матвеевич, укладывая генерала на диван, - у вас есть какие-нибудь лекарства? – и Лизавета молнией примчалась к ним.
- Папа! – испуганно вскричала она, бросаясь к отцу, - Господи! У него же недавно инфаркт был! Сейчас, таблетки... – она метнулась из комнаты, а Олег Матвеевич повернулся к ошарашенным ребятам.
- Вы чего сюда припёрлись? – с тихой злобой процедил он, - ну, вы у меня получите! Имейте в виду, я позвоню родителям каждого из вас, и вам дадут шикарного пинка! А ты... – бросил он суровый взгляд на бледную дочь, - считай, что дождалась ремня! Всё-таки я тебя выпорю! Давно следовало! Русских слов не понимает! Человека до сердечного приступа довели! Если б я не появился здесь без линз в погоне за тобой, он бы не узнал меня, и считал бы меня мёртвым!
- Не ругай их, Кшись, - хриплым голосом проговорил Григорий Васильевич, лёжа на диване, куда его уложил Олег Матвеевич, - они замечательные ребята, да и дочка у тебя чудесная, твоя копия. Такая же добрая, сострадательная и честолюбивая девочка, как и ты, она так беспокоится о тебе, ты же её любимый отец.