Урок мастера

— А как они могут приобщиться? Они же сами и есть эта жертва. Они все вместе — и идол, и алтарь, и пламя.

— Так неужели же на всем свете нет ни одной, которая оказалась бы более прозорливой? — продолжал Пол.

Поначалу Сент-Джордж ничего не ответил; потом, разорвав взятые со стола письма, он снова остановился возле дивана, иронически поглядывая на своего собеседника.

— Разумеется, я знаю, кого вы имеете в виду. Нет, даже не мисс Фэнкорт.

— А я-то думал, что вы восхищаетесь ею.

— Неимоверно. А вы что, влюблены в нее? — спросил Сент-Джордж.

— Да, — признался Пол Оверт.

— Ну, тогда откажитесь.

— Отказаться от моей любви? — изумился Пол.

— Боже сохрани, от вашей цели.

— От моей цели?

— От той, о которой вы говорили с ней, от того, чтобы достичь совершенства.

— Она может стать помощницей… помощницей! — вскричал молодой человек.

— Да, на какой-нибудь год — конечно. А потом станет камнем на шее.

— Но ведь она же так стремится к завершенности, к настоящему творчеству — к тому, что дороже всего на свете и вам, и мне.

— «Вам и мне» — этого нельзя было выразить лучше, друг мой! У нее действительно есть эта страсть, но страсть к детям станет еще сильнее, да оно и понятно. Она будет настаивать на том, чтобы все сложилось как нельзя более благоприятно, удобно, полезно для них. Художнику до этого нет дела.

— Художнику… художнику! Что же он, по-вашему, не человек?

Сент-Джордж задумался.

— Иногда я действительно думаю, что так оно и есть. Вы знаете, как и я, что ему надлежит делать: сосредоточенность, совершенство, независимость вот за что он должен бороться с той минуты, когда он проникся уважением к своему делу. О мой юный друг, его отношение к женщинам, особенно когда он связал себя браком, во власти этого проклятого обстоятельства: в то время как у него есть только один критерий для всего сущего, у них таких критериев целых полсотни. Это и определяет их превосходство над нами, добавил Сент-Джордж, смеясь. — Представьте себе только художника, у которого было бы столько критериев. Сотворить свое произведение, создать его и вдохнуть в него божественное начало — вот единственное, о чем ему следует думать. «Удалось оно мне или нет?» — вот единственный вопрос, который он вправе себе задавать. И уж никак не спрашивать себя, «достаточно ли это хорошо для того, чтобы обеспечить жену и милых деток?» Ему не должно быть дела до вещей относительных, до заботы о милых детках!

— Выходит, что вы не признаете за ним права на человеческие чувства и привязанности?

— А разве у него нет чувства, нет привязанности, которая заключает в себе все остальное? К тому же пусть у него будут какие угодно чувства, лишь бы они не мешали ему сохранять свою самостоятельность. Он должен позволить себе быть бедным.

Пол Оверт неторопливо поднялся с дивана.

— Почему же в таком случае вы советовали мне познакомиться с ней ближе?

Сент-Джордж положил ему руку на плечо.

— Да потому, что она могла бы стать для вас горячо любимой женой! Да к тому же ведь я тогда еще не читал ваших книг.

— Лучше бы вы предоставили меня самому себе! — пробормотал молодой человек.

— Я не знал, что быть женатым это не для вас, — продолжал Сент-Джордж.

— Какое ложное положение, какое унижение художника — думать, что это ушедший от мира аскет и что творить он может только ценою отказа от личного счастья. Какой это обвинительный акт искусству! — воскликнул Пол Оверт; голос его дрожал.

— Уж не думаете ли вы случайно, что я защищаю искусство? Обвинительный акт — если хотите, да! Счастливы те общества, где оно ничем себя не проявило, ибо стоит ему только расцвести, как их начинает снедать недуг, как растленность становится неотвратимой. Конечно же, художник находится в ложном положении. Но я считал, что для нас это нечто само собой разумеющееся. Простите меня, — продолжал Сент-Джордж, — именно «Джинистрелла» заставила меня прийти к этим выводам.

Пол Оверт стоял, опустив глаза. Ночная тишина огласилась боем часов на башне: пробило час.

— А как по-вашему, я могу ей понравиться? — спросил он наконец.

— Мисс Фэнкорт? Чтобы за нее посвататься? А почему бы нет! Поэтому-то мне и хотелось вас поддержать. У меня ведь все-таки есть возможность немного помочь вам добиться успеха.

— Простите, что я задаю вам этот вопрос, но не собирались ли вы ради этого устраниться сами? — спросил Пол Оверт и покраснел.

— Я старый болван, мне там нечего делать, — многозначительно ответил Сент-Джордж.

— А я пока еще никто: я беден, и к тому же, наверное, есть столько достойных мужчин…

— Вы джентльмен и человек с большим талантом. По-моему, вы могли бы добиться успеха.

— Но я же должен буду тогда отказаться от этого таланта?

— Вы знаете, многие думают, что мой мне удалось сохранить.

— У вас есть талант мучить людей! — вскричал Пол Оверт, но тут же пожал своему собеседнику руку, словно для того, чтобы смягчить вырвавшийся у него упрек.

— Бедный мальчик, я действительно вас терзаю. Так попытайтесь же, попытайтесь! По-моему, у вас есть шансы на успех, вы выйдете на первое место.

Продолжая еще какое-то время держать его за руку. Пол заглянул ему в глаза.