Террорист отпихнул директора и осторожно, бочком, двинулся к окну. И в этот миг Кмыф Лгович с влажным треском раздвинул четырехугольный панцирь – только костюм полетел клочьями – и выпустил из-под него веера серповидных жал. Заслышав подозрительный шум, Андрей обернулся, но был стремительно сбит с ног преподавателем языков сириусянской группы. Серпы Кмыфа Лговича пригвоздили террориста к полу. Бывший подполковник захрипел, забился, а затем обмяк, словно примирившись с поражением.
– Наш мир добрый, да, – процедил он слабым голосом, – но только для своих.
А потом Андрей изо всех сил вдавил смертоносную кнопку.
6
Детеныши квадрогадов смотрели на меня, завороженно приоткрыв жвала. По свету в крохотных рубиновых глазках своих учеников я понимал, что они все еще там, в жарком сентябрьском дне моего далекого детства. За стенами школы уныло шумел тропический ливень, капли дробно барабанили по кожистой листве деревьев-исполинов, гремел гром. Дождь был идеальной завесой, за которой скрывались другие звуки. В эти мгновения из джунглей на школу смотрели сотни глаз, а спецназ наверняка уже был под стенами.
Я присел на край стола, перевел дух.
– А бомба взорвалась? – прозвучал наконец нерешительный вопрос.
Во рту пересохло. Я с трудом сглотнул. Сказал:
– Нет… Андрей был хорошим пилотом, но плохим террористом.
– А что с ним стало?
– Тяжелораненого Андрея забрала «Скорая» и в сопровождении полиции отвезла в райцентр. С подполковником Буревым я больше не встречался, хотя в новостях сообщали, что он выжил. – Я помолчал, потом сухо продолжил: – Разразился грандиозный скандал. На всей Земле поднялась шумиха. Политиканы из ксенопарламента попытались показать ситуацию в выгодном для себя свете. Это положило начало беспорядкам, – я махнул рукой. – В итоге ксенопарламент распустили. Была пересмотрена внутренняя и внешняя политика Земли. Снова ожили некогда замороженные программы по освоению космоса. В том числе – по межпланетному сотрудничеству в области колонизации необитаемых миров. Поймите, Земля напоминала в те годы кипящий котел, который грозил обернуться кровопролитной войной и геноцидом. Однако избыток энергии удалось перенаправить вовне. Тем, кто помнил прежние времена, пришлось приучать себя к мысли, что космос – не бесчеловечен, как нам внушали учителя-пришлецы. Космос – опасная среда, но у нас были знания и техника, чтобы его покорить. И космос покорился. Мы покинули Землю вместе с пришлецами. Рука об псевдоподию, псевдоподия об щупальце, мы отправились в другие звездные системы. Мы нашли новый дом для триподов с Шиала, мы возродили биосферу на планете кни, мы излечили мир втуков от эпидемии, вызванной иногалактическим вирусом…
– Довольно!
Этот окрик заставил детей вздрогнуть. Обросший ложнощупальцами партизан, ополоумевший боец повстанческой армии Колосса, отвалился от стены, которую он подпирал, саркастически пощелкивая жвалами на протяжении всего моего рассказа. Повстанец тяжело поднял и навел на меня излучатель.
– Вранье, снова вранье. Чего еще ждать от человека? Ты выдумал эту нелепую историю прямо здесь и сейчас, находясь в отчаянии. Твой единственный шанс уцелеть – попытаться убедить всех, будто человечишки принесли в Галактику добро и мир. Дескать, это не нашествие, а освоение космоса. И будто действуете вы в союзе с другими расами. Это – небылицы. На самом же деле сюда никто вас не звал. Ни вас, ни ваших союзников. На нашу планету свалилось много напастей, но худшая – это люди.
– Разве не квадрогады жили долгое время на Земле, поскольку на Колоссе изменился климат? – Я очень устал, этот урок слишком затянулся.
– Кто-то из наших бежал! – сердито проклацал жвалами партизан. – А кто-то остался на Колоссе, чтобы возродить наш мир из пепла.
– Теперь Колосс вновь обитаем, – сказал я.
– И ты снова хочешь сказать, что так вышло благодаря людям? – Дуло излучателя смотрело мне в лицо. – И кто тебе поверит?
– Мы верим учителю! – пискнули с одной из последних парт; дуло изменило направление взгляда. Но детенышей это не испугало: – Мы верим учителю! Учитель прав! Учитель хороший! – наперебой твердили детеныши.
– Убери оружие, – устало потребовал я, но добился лишь того, что дуло снова уставилось мне в переносицу.
– Но почему? – проскрипел партизан, обращаясь к классу. – Ведь он – чужак. А мы – одной крови. Почему вы верите ему? В то, что было наверняка выдумано! Почему вы – верите…
– Как и мы в свое время не встали на сторону дважды героя Земной Федерации, хотя вещал он вроде дельные вещи, – ответил я за детенышей. – Тому, кто грозит оружием детям, веры нет и быть не может. От того отвернутся и свои и чужие. Я ничего не выдумал, моя история продолжается. Ты можешь застрелить меня, но в глазах детенышей я останусь своим, ты же будешь врагом и отверженным.
– В одном ты прав: я могу тебя убить, – проговорил повстанец, но по его глазам я понял, что стрелять он не будет. Он тоже пережил со мной и с детенышами тот сентябрьский день, и он разделил с нами эмоции, как делят хлеб путники, которых непогода собрала в одном убежище.