Урок мужества

Во мраке по ногам скользнуло что-то длинное. От неожиданности Марийка взвизгнула, подпрыгнув. Неужели змея, страхом стучало в висках. Девочка лихорадочно попыталась достать часы. Мерзкое существо с невероятной быстротой поднималось от ног вверх по телу. Марийка схватила невидимый полоз руками и с силой бросила о стену. Пальцы прощупали плоскую резину. Наконец, она достала часы, включила слабый свет. Нагнулась. Под ногами валялся выцветший потрескавшийся медицинский жгут. Внезапно бледно-розовая резина скрутилась на полу клубком и бросилась на школьницу. Борьба продолжалась несколько минут. Марийка боялась, что гадкая резина задушит её. Жгут больно хлыстал её по всему телу и лицу, окручивал конечности, падал и снова кидался. В конце концов, намертво обтянув Марийкину левую руку чуть выше локтя, жгут успокоился. Девочка сдалась.

– Да, чёрт с тобой, резиновая дрань! – гаркнула школьница. – Шею только не тронь.

Чем дальше пробиралась Марийка вперед, тем больше видела на полу медицинские резиновые завязки и какие-то старые ремешки. Вот уже весь пол оказался устлан жгутами и кожаными лямками. Хорошо, что не бросаются, а тупо валяются в пыли. А что будет со мной, если они все кинутся на меня? Кранты!

Далее, вдоль подвального тоннеля слева Марийка увидела ржавую некогда белую панцирную кровать. Девочка решилась на отдых, ноги гудели. Она легла на железную кровать, зажала в кулаке часы и закрыла глаза. Надо расслабиться, подумать о чём-то хорошем. Она всегда так делала, когда её душило одиночество или безысходность. Вот явились из дальнего доброго детства нежное средиземное море, теплое испанское солнышко, звуки мандолины, ласковые руки родителей. Мама и папа, улыбаясь, качали её на волнах.

Марийка почувствовала, как легкое дуновение холодного ветерка пронеслось мимо ее лица. Девочка открыла глаза. Навалившаяся пугающая тьма окружала её. В ногах светились два зеленовато-желтых шара, словно пустые глазницы совы. Мурашки побежали по коже. Девочка оторопела, зажмурилась и снова открыла глаза. Шары по-прежнему смотрели на нее.

– Зенки сломаешь, пугало! – рыкнула школьница в темноту.

Затряслась сетка кровати. – У-хо-ди, – донеслось до Марийки чьё-то медленное бормотание.

– Думаешь, мне здесь нравится? Знала бы выход, давно свалила отсюда!

Марийка достала часы, села и посветила в сторону светящихся глаз. У железных прутьев спинки с краю сидел полупрозрачный сине-белый образ мальчишки лет восьми с выступающими желтыми глазницами.

– Ну и страшилка же ты! – вздрогнув, сказала Марийка. – Тебя как зовут? Что ты тут делаешь?

– Вовка я, – отозвалось привидение ребенка. – Из барака сбежал, от немцев прячусь. Посмотрел бы я на тебя, какой страшилкой ты выглядела, если бы из тебя каждый день кровь сосали!

– Брехня! Ты к немцам попал или вампирам? – хмыкнула школьница.

– Гляди сама!

Вовка ткнул пальцем в бетонную стену. Бетон неспешно на глазах стал растворяться, оставив только легкий занавес тонкой светопрозрачной вуали. За вуалью была большая белая комната с огромным числом железных кроватей. Всюду лежали дети разного возраста. Капельницы, шприцы, вата, жгуты, пробирки, пузырьки были у каждой кровати, немецкие медики в белых халатах суетились возле детей. В центре комнаты стоял громадный деревянный короб. Один из медиков метнулся к коробу, сбросил туда голенькое тельце младенца и захлопнул крышку.

– Господи, что это? Скоты! – произнесла Марийка. – Какой толк в таких крошках, за что их отобрали у матерей?

Слёзы покапали по взволнованному лицу школьницы.

– В бараке говорят, что кровь грудных детей самая ценная для раненых фашистов, – молвил Вовка. – Здесь в концлагере у всех детей берут кровь. Умирающих детей бросают в короб, а потом сжигают. Но знаешь, не это самое страшное. Посмотри сюда.

Мальчик коснулся пальцем противоположной стены. Серая стена заколыхалась светлой вуалью. За ней также была большая белая комната с множеством кроватей. Только в ней дети были привязаны ремнями, громко кричали и стонали, мотаясь в бессилии. Единственный врач наносил на руки и ноги бедных ребят какую-то мазь, затем что-то записывал в своем блокноте.

– Пожалуйста, я больше не могу смотреть, – плакала Марийка.

– Здесь испытывают лекарства. Боль такая, будто сто собак вгрызаются в конечности, – Вовка показал руки, прозрачные тряпицы кожи свисали клочьями по всей длине. – Потому я и убежал. И ты уходи!

Стены снова стали бетонными. Мальчик опустил руки.

Из черноты тоннеля раздались шаги, залаяла собака. Проход за кроватью осветился ярким светом фонаря. Вдали остановилась грозная фигура гитлеровца со свирепой овчаркой.

– Это конец! – подумала Марийка, прижав к себе маленькое привидение.

– Das schlechte Kind! Гадкий ребёнок! – отчеканил резкостью немец, сверкая стеклянными глазами. – Gehe mit mir! Иди со мной!