Урок немецкого

Тимсен (не смущаясь): Вопрос — насколько это перспективно? Вот что мне надо знать! Разрешение не проблема. В мирное время можно и расшириться.

Полицейский (смеется): Если за мной дело, ты прогоришь, Хиннерк!

Тимсен (включает свет, с нетерпением): Вот я и спрашиваю себя, есть ли тут шансы? К примеру: чистенький дистилляционный зал, высокая труба кирпичной кладки. Здание дирекции. За окном мужчины и женщины в белых халатах, с пробирками. В широких воротах гудят грузовики. Одни прибывают, другие отбывают. На бутылках фирменная этикетка: «Яичный ликер Тимсена».

Полицейский (улыбается, пьет): Одно могу тебе посоветовать: ешь яйца. И пей водку, если охота припадет. А об остальном и думать брось.

Тимсен (недоверчиво): И больше ты мне ничего не присоветуешь?

Полицейский (честно): Какие тут могут быть советы! Ты погляди на такую бутылку! Когда наливаешь, он так и вываливается комками, желтый и студенистый. Поглядишь — и навек закаешься!

Тимсен (возвращаясь к столу): А потом экспорт. Есть места, где яичный ликер в большом спросе. В конце концов, его можно разводить и пожиже.

Полицейский (он устал, и все же его разбирает смех): Что до меня, Хиннерк, мне подавай сырье.

Тимсен (пьет, не скрывая разочарования); А ты понатужься, может, тебе и что другое в голову придет, если понатужишься.

Полицейский (в недоумении): Что значит понатужься? Я эту дрянь только раз и пробовал, в день конфирмации, и на всю жизнь запомнил. (Пьет до дна и поднимается, но тут же садится, узнав посетителя, вынырнувшего из темноты. Макс Людвиг Нансен нерешительно останавливается на пороге, в руке у него этюдник.)

Художник: Добрый вечер! Привет честной компании! Не найдется ли у тебя стаканчик чаю? С чем-нибудь для заправки? (Садится в одиночестве за столик у окна.)

Тимсен: Можно схлопотать и грогу. Вода еще совсем горячая.

Художник (прочищая трубку): Тем лучше, Хиннерк. Выходит, мне повезло.

Полицейский откидывается на стуле и наблюдает за художником.

Тимсен (возится с грогом): Из каких это краев? Ты много потерял, что не был сегодня в Кюлькенварфе. Угадай, кто туда заявился? Асмус Асмуссен!

Художник: А я думал, он где-то в море, гоняет на своей посудине. На своем сторожевом корабле.

Тимсен: Картинки показывал. Про жизнь на борту и все такое. И объяснял.

Художник (разминает окурок сигары): Представляю, какие накручивал фразы. И что же, кончился вечер?

Тимсен (протягивая художнику стакан): Может, пересядешь к нам, тогда и подавать тебе не придется.

Художник: Вы тут празднуете, зачем же мешать? (Встает, берет стакан и возращается на место. Кланяется с довольной улыбкой.) За здоровье присутствующих!

Тимсен: Мы ушли первые. Йенс был не в настроении.

Полицейский (огрызаясь): Какое там еще настроение?

Тимсен: Это случилось во время доклада. Его точно прорвало. Иначе не скажешь.

Художник (набив трубку, зажигает ее): Вас трудно понять!

Тимсен: А ты вспомни Хету Бантельман. Или Дитриха Гриппа. Все, что они говорили, сбылось точь-в-точь!

Художник (ушам своим не верит): Йенс видит будущее? До сей поры мы этого за ним не замечали.

Тимсен: Спроси Асмуса Асмуссена. Ему теперь известно, что его ждет. Он, можно сказать, в курсе. Йенс ему все выложил нынче вечером как по-писаному. Жаль, тебя не было в Кюлькенварфе, ты бы себя не помнил от удивления.

Полицейский: Ладно! Кончайте с этим. Что было, то сплыло.

Тимсен: Нет уж, если было хоть раз, значит, все! Это повторяется, все равно что малярия. Мой брат так от нее и не избавился. Кто хоть раз увидел будущее, тому не миновать опять его увидеть. Хета Бантельман предсказывала, какому дому гореть следующим.

Художник (его и не узнать в тени, за табачной завесой): Йенсу это умение, пожалуй, кстати при его профессии. Оно его не раз выручит.

Тимсен: Он видел Асмуса Асмуссена в надувной лодке, ее несло по волнам. Одна его рука свисала в море.

Художник: Вот уж не из тучи гром! Ему бы тогда лучше оставаться на берегу.

Полицейский (в раздражении стучит по столу пустой табакеркой): Я бы на твоем месте помалкивал. С такими замечаниями как бы не нарваться.

Художник (он едва различим): Это сэкономит тебе прорву работы. Раз тебе открыто будущее. Я только это имел в виду и нечего больше.

Тимсен (переводя разговор на другое): Я от Дитриха Гриппа слыхал: такое бывает не по заказу. Тут надо выждать. Но уж если в тебя вступило, будущее тебе открыто как на ладони. Потом его всегда одолевали боли, он страшно уставал. И в висках кололо.

Полицейский (допивая вино): Во всяком случае, у меня не колет в висках, прими к сведению. Да и вообще пора кончать эту музыку. Что было, то прошло.

Тимсен: А как же глаза? Ты говорил, что у тебя глаза болят.

Художник: Это бывает, когда слишком пристально во что-нибудь всматриваешься.

Полицейский (встает, застегивает портупею и, просунув в нее два больших пальца, подходит к столику художника): Осмелюсь спросить, что у тебя в папке?

Художник (безмятежно): Я был на полуострове. В кабине. Наблюдал закат. Драматическое действо. Красный и зеленый и почти никакого преломления. Вот бы вам поглядеть!