Урок возмездия

Но даже если это жалость, она не изменит того факта, что меньше всего я хочу идти на этот проклятый урок, сидеть там и ловить на себе трагические взгляды Бриджит Креншоу.

– Хорошо, – говорю я и выкладываю тетради из сумки.

Антикварный магазин разместился в старом доме Викторианской эпохи между книжным магазином и тайским рестораном. Фасад дома огибает узкая веранда, несколько старинных кресел-качалок смотрят на дорогу. Если бы мы были ближе к воде, я бы представила старую вдову в черном, устроившуюся в одном из тех кресел и упорно смотрящую на море в бинокль в ожидании возвращения любимого.

Эллис поднимается по лестнице впереди меня. Веранда, похоже, когда-то была выкрашена в белый цвет, но теперь седого от времени дерева больше, чем краски. Когда мы входим, над дверью звенит маленький колокольчик. Эллис через плечо улыбается мне, и я не могу удержаться от ответной улыбки; это так похоже на Эллис – быть очарованной чем-нибудь старомодным и простым.

За прилавком сидит сморщенная женщина. При нашем появлении она встает, хотя это не делает ее выше ни на дюйм.

– Показать вам что-нибудь конкретное, девушки?

– Мы просто смотрим, – говорит Эллис.

Улыбка у женщины такая же неуверенная, как и ее колени. Ее руки вцепились в край конторки, словно ей нужна опора, чтобы сохранять равновесие.

Алекс никогда не будет такой старой.

– Что ж, если я вам понадоблюсь… – говорит женщина, но я не могу на нее больше смотреть. Я отворачиваюсь, делая вид, что очарована лампой с резьбой в виде обнаженной дамы.

Эллис проходит вглубь магазина, я иду следом, наблюдая, как ее бледные руки исследуют изгибы старинной мебели и пыльных ваз.

– Обожаю это, – говорит Эллис. Она поднимает горсть разноцветных шариков и отсыпает немного в мои протянутые ладони. В каждой сфере в центре есть непохожая на другие звездочка, ее лучики вспыхивают в свете ламп.

– Они напоминают мне о бабушкином доме, – говорю я.

Эллис вопросительно смотрит на меня.

– У нее были вазы с шариками и срезанными цветами. И с ракушками. Это был дом на побережье. – Однажды я взяла один из тех шариков и проглотила его, надеясь, что волшебство из него прорастет, как семечко, внутри меня и станет моей частью.

– На каком побережье?

– Бофорт. На Внутренних отмелях в Северной Каролине.

– Никогда не была там, – говорит Эллис. – Стыдно в этом признаться, так как я из Джорджии – могла бы съездить в любое время.

– Ты ничего не потеряла.

Это была неправда, и я не знаю, зачем так сказала. Я очень любила бабушкин дом. Я любила, как волны разбивались о скалистый берег. Любила дюны, скрепленные постоянными ветрами и высокой травой. Любила ощущать причал под босыми ногами, запах соли и крабов, которых мы ловили в маленькие проволочные клетки.

Еще я любила шипение, с которым выходил воздух из панцирей крабов, когда мы варили их живыми.

«Это они кричат?» – спрашивала я бабушку, одновременно испуганная и очарованная, и она закрывала кастрюлю крышкой, чтобы я не смотрела.

– Откуда именно из Джорджии? – спрашиваю я.

Беседа прервалась, и воцарилась какая-то неестественная тишина. Возможно, я хочу, чтобы Эллис продолжила рассказывать о себе, о самых обычных вещах – родном городе и летних каникулах. Обычные темы, которые обсуждают обычные люди.

– Из Саванны. Твоя бабушка так и живет в том доме?

– Она умерла несколько лет назад. Сейчас дом принадлежит моей тете.

– Как печально. – Эллис высыпает шарики обратно в чашу. – Ты, должно быть, скучаешь по ней.

Я запускаю руку в корзину с кружевными шалями, пахнущими пылью. Эллис осматривает скульптуру солдата верхом на скачущем жеребце, грива коня развевается на ветру.

С момента смерти бабушки прошло уже три года. Иногда трудно вспомнить черты ее лица или голос. Интересно, после своего ухода мы все исчезнем из памяти так быстро? Хотелось бы знать, я когда-нибудь забуду голос Алекс?

– Согласись, это гораздо лучше, чем урок? – спрашивает Эллис, не дождавшись ответа. – Зачем сидеть на жестком металлическом стуле и таращиться на узор на полу, – она проводит пальцами по лошадиному боку, – когда ты можешь чувствовать?

Я внимательно смотрю на движение кисти ее руки, эта кисть – сама по себе произведение искусства: изящные пальцы и миндалевидные ногти, на большом пальце чернильное пятно.

Она ловит мой взгляд. Я вытаскиваю одну из шалей из корзины и накидываю ей на плечи. Кающаяся грешница в белом.

– Это лучше. – В этот раз я улыбаюсь.

Эллис смеется, снимает широкополую шляпу со стоящего неподалеку манекена и надевает себе на голову. Она сразу становится похожей на персонажа из романа Агаты Кристи, превратившись в крутого детектива в костюме в елочку и с чутьем на кровь.

– Кажется, ты что-то упускаешь, – говорю я и передаю ей прогулочную трость, слегка поклонившись, как викторианский паж перед своей госпожой.

– Превосходно. – Она постукивает тростью по полу, с пафосом исполняя свою партию. – Прогуляемся, мадам.