Урок возмездия

Грохот выстрела отскакивает от настороженного леса, стая птиц из ближайших кустов взмывает в небо. Отдача опрокидывает меня на ствол дерева, винтовка падает мне на колени, койот валится на землю. Эллис не в силах удержать меня от падения, она оскаливается в улыбке – и через секунду уже бежит по гниющим листьям. Я остаюсь без движения несколько долгих секунд, удар приклада все еще сотрясает мое тело, по меньшей мере я ощущаю так. Но затем я заставляю себя встать и вылезаю из укрытия следом за Эллис.

Я не буду слабой. Я больше не могу бояться.

Когда мы подходим, койот еще жив. Его туловище содрогается от каждого вздоха, на шкуре быстро распускается черное пятно. Глаза закатываются, словно он думает, что сможет найти выход, что у него еще остался шанс выжить.

Эллис перекидывает винтовку через плечо и придирчиво осматривает зверя.

– Выстрел смертельный, – наконец констатирует она. – Он сейчас умрет.

Вблизи койот совсем не такой страшный, как рисовало мое воображение. Он меньше, чем я ожидала, размером примерно с собаку Алекс – помесь овчарки с хаски – и даже внешне похож. Его черный нос как-то особенно нежен, усы дрожат, когда дыхание начинает останавливаться.

Эллис тоже дрожит – это заметно лишь потому, что я обращаю внимание на все, связанное с ней. Эллис так легко изображает бесстрастие, словно наши детские травмы не просачиваются, как дождевая вода, сквозь кирпичи нашей жизни. Будто ей все равно.

Но теперь я знаю ее лучше, чем раньше.

Она присаживается на корточки возле тела и проводит рукой в перчатке по кровавому месиву на его груди.

– Иди сюда.

Я подчиняюсь. Что еще остается делать, кроме как подчиниться? Эллис встает, одной рукой поворачивает мое лицо к свету, а другой быстро мажет мою щеку кровью койота.

– Это старинная английская традиция, – поясняет она, пока я, задыхаясь, борюсь с острым желанием прикоснуться к своему лицу. – Для тех, кто охотится впервые.

Поморщившись, я стираю кровь со щеки, как только Эллис убирает руку. Она смеется.

– Что? – говорит Эллис. – Разве это не в духе Дэллоуэя – все странное и кровавое?

– Я совершенно не понимаю, что ты имеешь в виду.

Она заговорщицки улыбается, стягивает перчатку и слюнявит большой палец:

– Ты пропустила пятнышко.

Ее влажный палец стирает остатки крови, задержавшись на долю секунды. Ощущение ее прикосновения остается, даже когда она поворачивается, чтобы осмотреть койота еще раз. Его глаза следят за ее движением, полузакрытые, настороженные. Но зрачки уже затуманиваются, клыки не блестят, они матовые и тусклые.

К горлу подкатывает тошнота, я отворачиваюсь, отступаю на безопасное расстояние и прижимаюсь к корням клена. Я не знаю, что Эллис делает с телом койота, и не хочу знать. Отброшенная винтовка лежит на листьях в двух футах слева от меня; над головой, за кронами деревьев, – бездонное звездное небо. Мой мир – это шар сорока футов в диаметре, и он кружится, кружится, кружится…

Можно было предположить, что Алекс умерла при ударе после падения со скалы. Но она не умерла. Я стояла там, оцепенев, и смотрела, как она борется, как черная озерная вода заливает ее лицо и рот. Пока я добралась до берега, она уже исчезла, тело погрузилось в медленное течение, легкие наполнились водой и тянули ее ко дну.

Я знаю, что она умерла. Но…

Что, если не умерла? Что, если она выжила – наполовину утонувшая, на холодном ветру, продрогшая до костей. Могла ли она выбраться из воды, подальше от скал, и, пьяная, уйти в лес? Стала бы она бродить в темноте, питаясь грибами и древесной корой? Вдруг она осталась там, наблюдая за мной, выжидая, чтобы отомстить?

Может быть, то, что я принимаю за ее призрак, вовсе не он, а нечто таинственное, чем могла бы стать Алекс? Зомби, в своей полужизни ищущий своего создателя.

– Койот умер, – говорит Эллис.

Я поднимаю глаза. Я не слышала, как она подошла, но теперь она рядом, присела на землю передо мной. Все тело кажется одеревеневшим и слабым, словно я не двигалась многие годы.

Губы Эллис изгибаются в печали.

– Ты в порядке? – в ее тоне появляются более мягкие нотки. Рукой в перчатке она поднимает мой подбородок, так что мне приходится встретиться с ней взглядом. – Фелисити. Скажи, что ты в порядке.

Теперь мы в кромешной тьме. Я едва могу различить черты лица Эллис, не назову даже цвет ее глаз. Они светлые, как стекло, но живые, блестят. Или, может быть, у меня просто кружится голова, я измучена и промерзла. Эллис обхватывает мою щеку ладонью.

Я судорожно выдыхаю. Мое дыхание облачком вырывается в стылый воздух.

– Я в порядке.

– Ты уверена?

Я киваю. Эллис на долю секунды прикусывает нижнюю губу, потом поднимается и протягивает руку, предлагая помочь мне встать. Она ведет меня прочь от останков койота в полосу лунного света, пробивающегося сквозь лесной полог.

Я, должно быть, сумасшедшая, по-настоящему – как будто убийство койота вышибло мне мозги, – потому что я ловлю себя на бредовой мысли о том, как прекрасна Эллис. В этом свете ее кожа кажется оловянной, весь ее облик дробится на мириады оттенков серого, словно на ожившем черно-белом фото.