Урок возмездия

Вот бы ее тело было здесь. Вот бы мне прижаться щекой к холодному дереву и ощутить тень ее присутствия с другой стороны. Я могла бы устроить такой же сеанс связи с умершими, как устроили мы с Алекс в ту ночь, когда разговаривали с Марджери Лемонт, – написать буквы на крышке гроба и позволить духу Алекс двигать планшетку от слова к слову.

Но призрак не раскапывал эту могилу. Это сделали живые руки.

Печать на гробе сломана; я легко просовываю пальцы под крышку и дергаю ее вверх; петли скрипят, когда гроб открывается.

И даже в этом тусклом свете, когда рассвет только занимается над холмами и снегом, накрывшим все тишиной, я узнаю ее.

Алекс.

Глава 26

Алекс курила пятую сигарету – пятую сигарету следом за пятой рюмкой, – ее платье было в беспорядке, щеки раскраснелись, когда она закружила малышку Ханну Стрэтфорд. Горящая сигарета оставляла за собой струйку дыма; я вздрагивала каждый раз, когда она оказывалась возле занавесок.

– Дай ее мне, – я подошла ближе. – Ты сейчас подожжешь дом.

Но Алекс только засмеялась и снова бросилась кружить пьяненькую Ханну, которая хихикала и явно наслаждалась тем, что Алекс обратила на нее внимание.

– Не порти удовольствие, Фелисити. Танцуй с нами.

– Я не танцую. Ты это знаешь. – Стакан стал скользким у меня в руке; я выпила то, что оставалось.

Ханна потянулась ко мне свободной рукой:

– Давай, Фелисити. Это весело!

Все стали таращиться на нас. Зашептались, прикрывшись ладонями, бросали взгляды на меня и Алекс.

Я подошла ближе и понизила голос почти до шипения.

– Ты выставляешь себя дурой, Алекс. Пошли домой.

Алекс остановилась. Центробежная сила закружила Ханну, она пошатывалась, пока ее не поймали заботливые руки старшей девушки, насколько я увидела издалека, из греческого класса.

Волосы Алекс выбились из шиньона, торчали во все стороны, как рыжий ореол вокруг лица. В тот момент она абсолютно соответствовала той роли, которую ей отвели газеты: бешеная, агрессивная. Грубая.

Она придвигалась ближе, еще ближе, и мое сердце стало стучать уже не от алкоголя, а от уверенности, что она собирается поцеловать меня и заставить совершить каминг-аут прямо здесь и прямо сейчас…

Но рот Алекс лишь злобно скривился, и она сказала:

– Ну да, ты все знаешь о том, как выставить себя дурой. Не так ли, Фелисити?

Меня накрыло ощущением, будто из зала выкачали весь воздух. Вечеринка затихла; от взглядов присутствующих у меня зачесалась кожа.

– Мы идем домой. Сейчас. – Я направилась к дверям, но далеко не ушла.

Голос Алекс, подобно раскаленной стали, рассек пространство между нами.

– Все знают, что ты сумасшедшая, – кричала она. Она была пьяная, слова вылетали невнятно и неровно. Она была пьяная; она так не думала. Но она все равно это сказала. – Все это дерьмо про ведьм, магию и мертвых девушек. Мы все знаем правду.

Я развернулась на каблуках и зашагала обратно туда, где, покачиваясь, стояла Алекс. Я учуяла запах ликера еще за полметра от нее.

– И что это, Алекс? – спросила я. – Что есть правда?

Алекс резко выдохнула. «Не говори, – мысленно умоляла я. – Не говори этого».

Но она собиралась сказать.

Я видела это по глазам, потому что я ее знала – я понимала ее, – а Алекс была не из тех, кто жесток нарочно, она была жестокой по своей сути. Она просто ничего не могла с собой поделать.

– Ты одержима магией, потому что иначе не можешь смириться с собой. Потому что, если у тебя нет ведьм, на которых можно свалить все твое дерьмо, если ты не сможешь притвориться, что тебя выбрала Марджери Лемонт или кто-то там еще, то это значит, что магия не виновата в том, что ты делаешь. Это все ты.

Я смеюсь. Получается холодно и бесстрастно, как у злодея в детском фильме.

– Ты хочешь поговорить о том, как брать на себя ответственность за собственные поступки, Алекс? В самом деле? Или ты просто хочешь, чтобы я в очередной раз уверяла тебя, что ты безупречна, и что Эсме первая начала, и если ты сломала ей нос, то она, черт возьми, сама виновата?

Я перегнула палку.

Я поняла это прежде, чем закончила говорить, но все равно сказала, и мой удар достиг цели. Алекс отшатнулась, краска отхлынула от ее лица. Она резко перестала выглядеть сердитой или злобной – агрессивной – жестокой – безумной.

Просто напуганная девчонка.

– Алекс… – начала я, но было слишком поздно.

Она швырнула стакан на мраморный пол, где он разлетелся на тысячу осколков. Я взвизгнула и отпрянула, а ей именно это и было нужно. Алекс пробивалась сквозь собравшуюся толпу к выходу, а я была позади – так далеко от нее, – так что даже когда я вырвалась из Болейна во двор, она уже казалась отдаленным бледным пятнышком, бегущим к озеру.

– Алекс!

Я рванула за ней. Это не могло закончиться вот так; я не могла бросить ее одну после… после своих ужасных слов. Она была неуравновешенной. Я это знала. Она была не в себе с тех пор, как случилась история с той альпинисткой; и если я оставлю ее на произвол судьбы, то она может…

Даже не знаю, что она может сделать.